Богдан Сушинский - Путь воина

Прежде чем ответить, Вуйцеховский перегнулся через подлокотник, чтобы разглядеть, кто это там, какой еще коронный гетман посмел потревожить его.

– Вообще-то я позволяю себе сидеть тогда, когда позволяю себе это, ваша светлость, – спокойно молвил он, неохотно расставаясь со своим креслом. – Но в данном случае я не просто сидел, а исповедовался перед королем и Богом.

– Вы? Исповедовались?!

– Во всяком случае, пытался понять, господин коронный гетман…

– И что же вы пытались «понять»? – с сарказмом поинтересовался Потоцкий.

– Что заставляет вас раздувать эту войну, при которой одни подданные короля будут сражаться с другими, не менее подданными

– Что?! – рассвирепел Потоцкий. – Так это, оказывается, я раздуваю войну?! Для того чтобы вы смели говорить подобное, вам понадобилось три дня бродить по окрестностям Черкасс, обсуждая приказы коронного гетмана с подчиненными ему офицерами?

– С подчиненными вам офицерами я не желал обсуждать даже капризы местной погоды. А прибыл сюда по приказу короля. С письмом коронного канцлера князя Оссолинского. Вот оно, – достал он из внутреннего кармана небольшой, порядочно измятый сверток.

Потоцкий придирчиво осмотрел две сургучные печати, словно подозревал, что они поддельные, и перевел взгляд на Вуйцеховского.

– Ну и какое же решение соизволил принять король? – спросил он, нерешительно вертя в руках послание канцлера. – Чем пожелал удивить мир? Он… велел передать мне что-то на словах?

– Велел посмотреть, что это за кавардак вы здесь устроили. И доложить обо всем, что будет увидено.

– И что же вами «увидено», господин королевский комиссар? – иронично поинтересовался Потоцкий.

– То же, что предполагал Его Величество король, – сухо, с убийственным спокойствием отчеканил Коронный Карлик.

– Что-то я не пойму вас, господин Вуйцеховский, – умерил граф свой пыл.

– Вы не совсем точно выразились, господин Потоцкий. Меня-то вы как раз понимаете. Вся сложность вашего положения заключается в том, что вы перестали понимать короля. Причем давно. И король чувствует это. Король это чувствует, господин коронный гетман, – появились в голосе Вуйцеховского откровенно угрожающие нотки.

Канцлер несколько секунд молча смотрел на Вуйцеховского, затем широким жестом пригласил его к стоящему рядом венскому столу и, позвав слугу, приказал принести вина и чего-нибудь съестного.

«Наконец-то он начал воспринимать меня, как подобает воспринимать гонца государя, да к тому же – комиссара и тайного советника, – самодовольно констатировал Коронный Карлик. – Ничего, еще немного, и я заставлю их припадать к этим ногам как к святым мощам».

– Значит, король недоволен тем, что я готовлюсь выступить против казаков? Против всей той повстанческой орды, которую собирает вокруг Сечи подлый клятвоотступник Хмельницкий? – оскорбленно проговорил командующий, глядя в пространство перед собой. – Голова его любимца, генерального писаря реестрового казачества, ему дороже.

– А вам не приходило на ум, господин коронный гетман, что Хмельницкий может собирать казаков и полки крестьян вовсе не для того, чтобы затевать войну против Польши?

– Для чего же тогда?

– А для того, чтобы двинуть войска против татар, а затем и турок.

– После того, как перебьет все польские гарнизоны? Пересадит на колья весь цвет польской шляхты, которая целые века удерживает этот край в границах Великой Польши?

– Думаю, король не стал бы возражать, если бы некоторые из местных, вконец обнаглевших, аристократов действительно оказались на кольях или в петлях. Король и канцлер получили тысячи жалоб на их непомерную жестокость не только по отношению к украинским крестьянам, ремесленникам, казакам, но даже к мелкопоместной шляхте.

– Но здесь не Варшава. Здесь не обойтись без силы, а иногда и жестокости. Мелкопоместное дворянство в украинских воеводствах в основном состоит из украинцев. Именно местные шляхтичи становятся казачьими офицерами, а затем и атаманами повстанческих отрядов.

– Но своей непомерной – подчеркиваю: непомерной жестокостью вы не усмиряете здешний люд, а, наоборот, провоцируете его на восстание. Я лично видел подписанные вами приказы, в которых вы обрекаете на гибель все семьи тех, кто ушел на Сечь. Уже казнены десятки таких семей.

– И казню еще столько же. Что же касается жалоб, то они были и всегда будут. Потому что местная нищета ненавидит польских дворян, и королю это хорошо известно. Поэтому жалобы меня не интересуют. Меня интересует другое: почему, по мнению короля и канцлера, – воинственно потряс он свертком, – я не могу получить из Варшавы никакого подкрепления? Я что, один обязан противостоять всей этой армии голодранцев?