Богдан Сушинский - Путь воина

– Что именно время от времени приводит на Монмартр кардинала Мазарини – действительно известно всему Парижу, всей Франции, вообще всем кроме разве что самого Мазарини да Господа Бога. А вот что привело сюда нынче вас, господин секретарь первого министра?

Де Жермен уже привык к тому, что его сугубо служебные диалоги с кардиналом очень часто превращались в своеобразные философские турниры, во время которых виконт не смел, а кардинал великодушно не стремился выходить победителем. Зато отшлифованная в них иносказательность нередко позволяла им и при свидетелях объясняться так, чтобы свидетелей их объяснений, по существу, не оставалось.

– Вчера вечером я не смел потревожить вас…

– Оказывается, и вы тоже иногда являете миру проблески благоразумия, – проворчал кардинал, как всегда, воспользовавшись медлительностью речи своего секретаря-виконта. В общем-то, он никогда не был в восторге от неспешности, а порой и явной нерасторопности де Жермена. Однако нет-нет да и проявлялось в его делах и помыслах нечто такое, что позволяло кардиналу не слишком торопиться с заменой своего секретаря.

– Как раз вчера, в ваше отсутствие… – виконт мог бы и не выдерживать этой, слишком уж красноречивой паузы, давая понять, что он знает, что именно скрывается за этим «в ваше отсутствие…». Как прекрасно знает об этом и Анна Австрийская, в будуаре которой кардинал провел все свое «отсутствие», – появился посыльный от папского нунция монсеньора Барберини.

– И чего же добивается этот ваш нунций на сей раз? – саркастически осклабился Мазарини.

Обладая саном кардинала и прекрасно зная всю подноготную дипломатии «святейшего престола», он обычно ни к одному послу, ни к одному советнику посла не относился со столь неприкрытой великосветской иронией, как к нунцию папы римского. Тем более что этому способствовала и сама личность «нунция» – словцо это в устах кардинала всякий раз приобретало какой-то особый кулуарный привкус.

– Как всегда, он жаждет аудиенции.

– Не поражайте меня изысканностью своего доклада, – почти побагровел Мазарини, только теперь, собственно, переводя взгляд на виконта де Жермена. До сих пор он предпочитал наслаждаться видами того, что представало перед ним на пространстве между Монмартром, Сеной и Нотр-Дам де Пари.

– Насколько я понял, нунций решил вручить вам послание папы, которого мы так добивались. С требованием, с настоятельной рекомендацией, – тотчас же исправил свою оплошность, уже вторую за время доклада, де Жермен, – прекратить эту, уже тридцать лет длящуюся, войну.

– Прекратить войну, длящуюся тридцать лет! – буднично как-то покачал головой Мазарини. – Неужели найдется человек, который бы однажды решился на это?

Услышав его слова, виконт внутренне вздрогнул. Он был поражен. Еще два месяца назад Мазарини сам усиленно намекал Ватикану на то, что ему давно пора бы обратиться к Франции с настоятельной просьбой прекратить эту бесконечную войну. Ведь только обращение папы позволило бы первому министру правительства выйти из этой, не им затеянной, войны, сохранив при этом, если уж не позу победителя, то хотя бы по крайней мере благочестивое выражение лица: как-никак он спасает Европу от чудовищного кровопролития, которое не он затеял, но из-за которого сотни раз народом был проклят.

Мало того, у нунция уже даже существовал текст послания, которое он так и не вручил Мазарини. Узнав о тоне послания, первый министр решил, что оно слишком мягкое и ни к чему не обязывающее. А он хотел преподнести буллу папы своему генералитету, аристократии, торговцам и всем прочим, кто был крайне заинтересован в продолжении войны, как документ, принуждающий его подчиниться воле святейшего престола.

«И вот теперь, – размышлял секретарь первого министра, – нунций, по всей вероятности, появился именно с таким посланием, на которое кардинал Мазарини буквально спровоцировал его. Так чего же еще добивается теперь кардинал?»

– Считаете, что такой человек не найдется? Что правители Священной Римской империи не согласятся завершить эту войну, не ощущая вкуса победы? – как можно деликатнее поинтересовался секретарь.

– Они-то как раз возликуют. Еще бы: такая возможность не потерять победу, не потерпев при этом поражения! Так что дело не в них…

Очередного вопроса не последовало. Разговор зашел в тупик.

Пока, задумчиво глядя себе под ноги, Мазарини возвращался к карете, секретарь старался следовать рядом с ним. При этом он пытался разгадать истинное настроение первого министра; понять, насколько он искренен в своем дипломатическом непонимании столь ретивого вмешательства папы в дела правителей государств, которые давно привыкли к затеянной ими войне и, по существу, сжились с ней.