Юрий Стрехнин - Наступление продолжается

— Вот они, верные солдаты короля! Великая Румыния не забудет их заслуг! Эти герои брали Одессу!

Генерал важно шествовал между койками. Проходя мимо Стефана, бросил взгляд на него и вдруг остановился. Стефан похолодел: неужели генерал знает, что солдат Сырбу хотел перебежать? «Имя?» — спросил генерал. Стефан ответил, едва шевеля дрожащими губами. Генерал сделал знак стоявшему рядом с ним адъютанту. Тот раскрыл блокнот, записал имя и фамилию Стефана. «Ну, кончено… сейчас прикажет арестовать…» Стефан в страхе зажмурился. Вдруг почувствовал — на его грудь что-то положили. Открыл глаза: генерал и свита удалялись. Пошарил пальцами по груди, и они ухватили что-то круглое, похожее на монету. Это оказалась небольшая бронзовая медаль на полосатой ленточке. На ней было что-то написано по-немецки. Растерянно глядел Стефан на свою, непонятно за что полученную награду. После того как знатные посетители ушли, санитар объяснил ему, что немецкое командование прислало несколько медалей для румынских солдат, отличившихся под Одессой. Вот генерал и явился сегодня в лазарет. В каждой палате он раздавал без особого разбора по две-три медали.

Так совершенно неожиданно для себя Стефан попал в герои.

Выписавшись из лазарета и получив свидетельство об инвалидности, поехал домой. Чем дальше удалялся от фронта, тем больше внимания привлекала его награда. Расспрашивали: за какие подвиги получил он отличие? Приходилось говорить что-нибудь правдоподобное. Сосед по купе — тучный, но юркий господин, ехавший по каким-то коммерческим делам из Ясс в Бухарест, пришел в восторг, узнав, что попутчик получил медаль, да еще какую — немецкую! — за взятие Одессы. На одной из станций восторженный коммерсант притащил бутылку цуйки [19] Водка (рум.). и начал угощать Стефана.

— За Одессу! — шумел он на весь вагон. — Вы, герои, завоевали нам этот прекрасный город. О, Одесса! Там можно иметь хорошую коммерцию! Я открою там магазин на главной улице! За наших героев! Вы недаром проливали кровь!

Коммерсант опрокидывал в рот стаканчик, облизывая толстые красные губы, и снова тянулся за бутылкой. Стефан пил, степенно чокаясь. Отказываться от угощения было неудобно. Но в душе щемило. Ведь перед этим старичок крестьянин, ехавший с ним в одном вагоне, сказал:

— Дали тебе медяк на тряпочке, а здоровье забрали…

На другой же день после возвращения домой Стефан стал искать заработка: сидеть на шее у отца не хотелось.

Управляющий имением господина Александреску встретил его ласково: солдат, живым вернувшийся из-под Одессы, да еще с немецким отличием — диковина. Но ни в сторожа, ни в пастухи он увечного не взял.

Стефану посоветовали поехать в город, попытаться устроиться там швейцаром или посыльным. Медаль могла бы помочь ему в этом. Но он боялся города. И без него безработных калек там хватает. Была и еще одна причина, которая не позволяла ему уйти из дому: давно уже его сердце крепко держала в своих руках Флорика — дочь соседа.

Стефан полюбил ее еще до войны, крепким, здоровым и веселым парнем, когда ему было всего девятнадцать и он не хуже других мог отплясывать на деревенских вечеринках под звуки бубна и скрипки. Не было для Стефана девушки краше Флорики не то что в Мэркулешти, а и во всей округе. Да и Флорика улыбалась ему ласково. Прошло совсем немного времени, и они уже решили, что к осени, когда будут убраны кукуруза и виноград, оба попросят у родителей благословения. Но осенью Стефана неожиданно взяли в солдаты: объявили какой-то внеочередной набор. Флорика дала клятву ждать, пока он отслужит свой срок — два года. Не успел Стефан прослужить и несколько месяцев, как началась война с русскими, его полк сразу же отправили на фронт…

Еще в лазарете он старался свыкнуться с мыслью, что теперь нечего и думать о счастье с Флорикой. Не отдадут ее за калеку.

Набравшись мужества, Стефан сказал себе: вместе им все равно не быть. Надо оторвать Флорику от сердца. Но не так-то легко это сделать…

Послышались шаги. Стефан обернулся: к огню вразвалочку подходил русский сержант, Василе.

Федьков вышел взять на повозке махорку, чтобы одарить ею хозяев. Когда увидал Стефана, понуро сидящего у огня, подумал: не обиделся ли на него этот парень? Но какие теперь могут быть между ними обиды?

— Ну, Степа, чего пригорюнился? — весело спросил Федьков, присаживаясь на обрубок бревна рядом.

Стефан чуть улыбнулся и прошептал что-то.