Юрий Стрехнин - Наступление продолжается

— Вот здорово! — воскликнул адъютант. — Только как же так? Звание — Корсуньский, а Корсунь этот мы и в глаза не видели.

— Город берет не только тот, кто входит в него. В Корсунь не входили, зато не дали врагу от Корсуня уйти.

— И что это за Корсунь? Посмотреть бы. Наверное, районный городишко какой-то.

— А ты слышал про такой районный городишко — Канны? — лукаво прищурившись, спросил Бересов.

— Как же, по истории в школе учил.

— Ну и про Корсунь по истории учить будут. Как про Сталинград. И про эти самые Канны.

Бересов встал и взволнованно заходил по комнате, обдумывая что-то.

— Садись к телефону, — сказал он адъютанту, — передай комбатам о приказе Главнокомандующего. Нет! — раздумал подполковник. — Я сам позвоню, поздравлю. А ты сообщи начальнику штаба: готовить полк к выступлению.

— Новая задача?

— Новая.

К полудню полк вытянулся в колонну вдоль извилистой улицы села и медленно двинулся по дороге, ведущей на запад. Фронт не мог ждать долго. Одна победа должна была рождать другую — таков был непреложный закон движения вперед.

Впереди, в голове колонны, ярко алея над снежной белизной, горело, колыхаясь на ходу, полковое знамя. Во время маршей обычно везли его, зачехленное, в штабной повозке под охраной автоматчиков. Но если полк выступал в поход после только что одержанной победы, знамя по приказу Бересова выносилось в голову колонны. Таков был неписаный закон, установленный с тех памятных времен, когда полк перестал отходить и начал наступать.

Как рукой сняло с бойцов многодневную усталость. Солдатские лица посвежели, помолодели. Словно и не было недавних тяжелых дней похода, бессонных холодных ночей на передовой, страшного напряжения боя.

Радостную весть о том, что полку, вместе со всей дивизией, в честь вчерашней победы присвоено наименование Корсуньского, знали уже все бойцы. Точного текста приказа еще не было получено. Но всем было известно самое главное — победа под Корсунем названа новым Сталинградом и дивизия отмечена в приказе среди многих других отличившихся соединений.

С веселым говорком, протаптывая в рыхлом снегу глубокие дорожки, шли по улице бронебойщики, автоматчики, стрелки, пулеметчики, минометчики, связисты… Одна за другой катились пушки, тяжелые минометы, пулеметные, патронные, саперные повозки…

Бересов выехал вперед на своей серой лошаденке, служившей ему верой и правдой от самого Орла, и остановился у края дороги. Мимо, подтягиваясь при виде командира полка, шла вторая рота. Ее командир, младший лейтенант Алешин, шагал сбоку, ревниво оглядывая строй. Завидев командира полка, он молодцевато козырнул. Бересов улыбнулся: «Совсем серьезный офицер! А ведь еще недавно был такой птенчик в желтеньких погонах!»

Вслед за пехотой двигались батальонные повозки. На одной из них сидели две девушки с санитарными сумками и весело о чем-то болтали. Когда повозка поравнялась с Бересовым, они на минутку приумолкли и попытались сделать серьезные лица, но едва повозки проехали немного вперед, как снова послышался звонкий девичий смех. «Сороки! А деловые! — вспомнил Бересов. — Мне про них еще Яковенко докладывал… Когда же он в полк вернется? Приходил бы поскорее. Что ему по госпиталям околачиваться?..»

Колонна первого батальона прошла. Проминая рубчатыми колесами снег, промелькнула батарея сорокапятимиллиметровых пушек. Потянулись последние повозки.

— Эй, Кузьма, что ты своих косматых на трофейных не сменял? — кричал один ездовой другому. Тот, нахлестывая неказистых, но безотказных коняг, отвечал:

— Чего менять? Они без обмена до Неметчины дойдут.

— А ты, отец, знаешь, откуда твоих завели? — подтрунивал над степенным ездовым молодой парнишка, который сидел на соседней повозке и правил парой громадных трофейных тяжеловозов. — Твои коняги от осла с зайцем произведены. От зайца, значит, рост малый, уши длинные, бег скорый. А от осла — терпение. Специально для войны такую лошадь выдумали. Самая удобная: ест мало, везет много, от земли не видать, замаскировать от бомбежки легко.

— Не городи чего не след! — возражал «отец», подхлестывая своих лошадок. — Вот твои махины, верно, от черта с верблюдом повелись!..

— Хо-хо, отец! Поддел! — загремели кругом, и паренек-ездовой, не зная, что ответить, сконфуженно замолчал.

Веселый говор, смех, песни плыли над колонной. Конечно, такой шум был нарушением дисциплины марша, но командиры но случаю радостного дня смотрели на это снисходительно. Как-никак, сегодняшний день был для полка праздником.