Георгий Брянцев - Тайные тропы

— У Вагнера, на Альбертштрассе, — ответил Никита Родионович.

Моллер почесал за ухом и, прищурив глаз, посмотрел в потолок, что-то, видимо, припоминая.

— Не архитектор ли ваш Вагнер?

— Совершенно верно, — подтвердил Грязнов. — Вы его знаете?

Хозяин гостиницы загадочно улыбнулся и подмигнул Ожогину:

— Хозяин у вас того… птичка!

— Не понимаю, — удивленно поднял брови Ожогин. — Вы что-нибудь про него знаете?

— Как же, даже знаком немного, хотя афишировать такое знакомство в наше время небезопасно. Сам-то Вагнер, собственно говоря, ни рыба ни мясо, а вот старший сын — дело другое.

— Значит, птичка не он, а старший сын? — внес поправку Грязнов.

— Совершенно верно, — заулыбался Моллер, — именно старший сын. Он был коммунист. Его убили во время демонстрации.

Ожогин и Грязнов незаметно переглянулись.

— Вы сказали — старший сын? — делая вид, что не придает значения услышанному, спросил Никита Родионович. — Значит, у него были еще сыновья?

— Младший тоже погиб, но на фронте, в сорок первом году. Кажется, под Москвой.

Моллер замолчал, затем энергично встряхнул головой и продолжал:

— А вы сегодня тоже работали?

— Да, трудились вместе со всеми.

— Не пойму, для чего это! Неужели и наш город будут бомбить?

— Трудно сказать, — заметил Никита Родионович. — Похоже, что будут.

— Как по-вашему, — не успокаивался Моллер, — кто лучше: русские или американцы?

Ожогин уклонился от ответа. Открыв окно, он выглянул на улицу:

— Дождь, кажется, кончился. Пойдем, Андрей.

Друзья поднялись и, несмотря на уговоры Моллера посидеть еще с полчасика, распрощались и покинули гостиницу.

Вечером, увидя Вагнера сидящим в саду, на скамье с газетой в руках, Никита Родионович подошел к нему и подал листовку, изъятую ночью из дупла старой яблони:

— Это я поднял вчера на полу в столовой.

Старик побледнел и быстро отвел глаза от пристального взгляда Ожогина. Он растерялся и, делая вид, будто знакомится с содержанием листовки, старался выиграть время, чтобы ответить что-нибудь вразумительное и не выдать себя.

Никита Родионович продолжал молча стоять около Вагнера. Ему было жаль старика, но интересы дела и положение друзей требовали крайней осторожности, строгой проверки.

Вагнер понимал, что он слишком долго читает листовку, что пора ответить квартиранту, но что сказать, он так и не придумал, — беспомощно развел руками и посмотрел на Ожогина. Капельки пота, точно мелкие росинки, выступили на его лбу.

— Не могу ничего сказать, — проговорил он наконец. — Я просто поражен… как могла такая вещь оказаться в моем доме…

— Возможно, принес ваш работник? Он как, надежный человек?

— Что вы! Что вы! — запротестовал старик. — Это исключено. Его совершенно не интересует политика. Он — добросовестный батрак, и все… — И он вновь отвел глаза под пристальным взглядом Ожогина.

— Да, но тогда как же объяснить… — продолжал Никита Родионович.

— Не знаю… не знаю… Тут какая-то провокация. Среди моих редких посетителей нет людей подозрительных, занимающихся такими делами…

— За это, — прервал старика на полуслове Ожогин, — по головке не погладят. Особенно сейчас… Значит, вы затрудняетесь ответить? — И Никита Родионович протянул руку к листовке, желая взять ее обратно.

— Она вам нужна? — спросил Вагнер и смутился.

— Мне — да, а вам, по-моему, не нужна, — ответил Ожогин и, сунув листок в карман, прошел в дом.

Несколько минут Вагнер сидел без движения, глядя в одну точку. На него нашло оцепенение, в глазах стоял туман.

Не заметив упавшую со скамьи газету, старик медленно поднялся, чувствуя слабость во всем теле, и неуверенно направился к дому.

Наблюдательный Алим сразу заметил перемену, происшедшую с Вагнером.

— Что случилось? — тревожно спросил он. Вагнер тяжело опустился на кухонную табуретку.

— Плохо, Алим, очень плохо… Нас с тобой ждут большие неприятности… — И он рассказал о происшедшем.

Ризаматов, чистивший картофель, отложил в сторону нож, вытер руки и прикрыл дверь в кухню.

Как могла листовка попасть в столовую? Ни он, ни Вагнер не заходили туда с листовками. Они проносили их по мере надобности в кухню и здесь передавали кому следует.

— Тут что-то не так, — сказал Алим. — Не обнаружили ли они дупло?

Вагнер нахмурил лоб и задумался:

— Не думаю… А впрочем, кто знает…

Вагнер и Алим просидели в кухне до поздней ночи, высказывая различные предположения и догадки. Настроение старика и юноши ухудшилось, когда квартиранты вышли из дома.