Идиля Дедусенко - В «игру» вступает дублер

Анна заставила себя успокоиться: здесь бежать уже нельзя да и не надо. От неё требуется самое естественное поведение: она возвращается из города домой.

Девушка свернула в свой переулок и увидела машину с пеленгатором, стоявшую недалеко от крайних домов. Около неё суетилось несколько солдат. Сердце у Анны билось гулко и часто, и она боялась, что солдаты это заметят. Один из них остановил Анну, преградив дорогу автоматом. Анна достала аусвайс и медленно сказала по-немецки:

– Я иду домой.

Солдат озабоченно посмотрел на пропуск, прочитал, что он выдан переводчице городской управы Анне Вагнер, и, возвращая документ, сказал:

– Я должен вас проводить.

– Прошу вас, – ответила Анна и пошла к дому в сопровождении солдата.

Дверь открывала медленно, чтобы придать движениям естественную плавность и тем скрыть дрожь в руках. Солдат молча наблюдал и так же молча вошёл в дом. Быстро прошёлся по комнатам и, никого не обнаружив, спросил:

– Кто живёт здесь вместе с вами?

– Мой отец Питер Вагнер, он служит на вилле господина Клейста, – с достоинством ответила Анна и постаралась придать лицу горделивое выражение, понимая, что сейчас служба отца у командующего немецкой армией – её главный козырь.

– Прошу прощения, – отчеканил солдат и вышел.

Только заперев за ним дверь, Анна дала себе волю расслабиться. Она стащила с себя плащ и упала ничком на кровать. «Нервы, нервы! – кружились в голове мысли. – Надо больше выдержки. Пусть они нас боятся, а не мы их». Понемногу она успокоилась и к приходу отца уже была обычной милой Анечкой, деловито разогревающей ужин.

Отец медленно стащил ватник, сапоги, шапку. Он опять прибаливал и потому тепло одевался, хотя в октябре выпадало достаточно ясных, солнечных дней. Анне стало очень жаль старика. Она подошла к нему и прижалась к седой голове.

– Ну, ну, – сказал Пётр Фёдорович, – я здоров.

– Я же вижу, папа…

– Я тоже…кое-что вижу…

Анна отстранилась и выжидающе смотрела на отца.

– Вижу, как ты… бумажки прячешь…

Анна побледнела.

– Ну, ну, – успокоил её Вагнер. – Разве я тебе не отец? Только кто же так прячет? Взял книгу – они и вывалились.

Анна схватила томик Тургенева – бумаги, которые она принесла вчера из управы, были на месте. С некоторых пор она стала приносить домой копии тех документов, которые ей приходилось переводить и перепечатывать на машинке. Делала для себя лишнюю закладку. До прихода Зигфрида держала их в книге. Он прочитывал тексты и иногда извлекал из этих «безобидных» документов весьма интересную информацию, уж если не для разведгруппы, то для себя. И как это отец догадался? Что же теперь будет? А Вагнер вытащил из кармана носовой платок, развернул его, вынул несколько обожжённых обрывков и подал дочери:

– Может, и эти сгодятся?

– Что это? – удивилась Анна.

– Солдат приносит в котельную корзины с мусором. Там много всяких бумаг, которые я должен сжечь. Он ждёт, когда я брошу их в топку. Так я ухитрился… Брошу и разгребаю кочергой в стороны. Глядишь, то, что подальше от огня, и уцелеет. А солдат думает, что я мешаю, чтобы лучше горело.

– Папа! Ты у меня золото!

– Ну, ну, золото… Спрячь пока подальше. Потом посмотришь. Ужинать пора.

Отец сегодня был на редкость словоохотлив. Сидя за столом, стал рассказывать:

– Генерал фон Клейст то всё музыку вечерами слушал или с собакой играл. Дог у него. Такой ва-а-ажный… А теперь собаку на адъютанта сдал, музыку не включает, некогда ему: офицеры у него допоздна сидят. Я вчера из камина выгребаю, а они уже пришли. Слышу, говорят, говорят… Города наши называют. Наверное, что-то готовят.

– При тебе говорили?

– Да я уже заканчивал, когда они пришли. Но, видно, невтерпёж. Клейст рукой только махнул мне: скорее, мол. Ну, я и ушёл, совсем немного слышал.

Анна быстро просмотрела обрывки бумаг и сказала:

– Наоборот, ты даже не представляешь, как много слышал и как всё это важно. Кажется, у немцев плохи дела под Сталинградом.

Анне не терпелось увидеть Зигфрида: столько информации надо ему передать! Но он придёт только через четыре дня, а информация очень важная, ждать не может. Как известить Зигфрида? Идти к нему в театр нельзя, он это запретил. И вдруг осенила мысль: а не сходить ли на кладбище? То, что Петрович был там и при немцах не то сторожем, не то рабочим, она знала. Вот там его обязательно встретит. Он и сам её заметит, как тогда, в первый раз. В случае чего есть и алиби: пришла навестить могилу матери.