Артем Анфиногенов - Мгновение – вечность

Но тут она очнулась.

Пробуждение было медленным, стыдливым.

Будто на ощупь, с осторожностью, столь мустангу несвойственной, флагман накренился в сторону Ростова. В его движении было достоинство, можно сказать, элегантность и вместе вкрадчивость, извинительность. Дескать, все мы не без греха; у всех у нас рыльце в пушку, будем же снисходительны и братолюбивы… Признавая ошибку, он исправлял ее, и от одного этого Гранищев весь к нему переменился. Добрые слова о лидере, услышанные в землянке оперативного, представлялись ему заслуженными, справедливыми, а собственные нападки и претензии – запальчивыми. Минута смирения искупала час строптивости; признавая ошибку, лидер возрождал авторитет, в ореоле которого он появился. Правильно, что перегонку поручил «бомберам», зубрам-фронтовикам, знающим свое дело, умеющим замечать ошибки, не упорствовать в них…

Павел позволил себе расслабиться.

Помахал затекшей кистью, подвигал туда-сюда ногами.

Встряхнул машину, взбодрился сам.

До Ростова – меньше часа!

Много!

Элегантный доворот, коррекция пути – как бы маневр согласия с ним, примирения, — выразительно обозначился и… прервался; курс на Ростов против необходимого был выправлен разве что на четверть… Но капитан своего слова не сказал! Сейчас он вмешается, не позволит «пешке» прервать начатое, потянет всех за собой, выведет на ростовский курс!..

А Лена, приросшая к флагману справа?

Она может капитана не увидеть!..

Ну, дальневосточник, ну, командир эскадрильи!

Желание Горова представить в Р. свою эскадрилью – естественно, и себя, ее командира, — в наилучшем виде, блеснуть, что называется, расположить к себе фронтовиков не исполнилось; момент признания, которого он ждал, отдалялся. Но нервотрепка, томление на медленном огне кончились. Эта пытка позади. Теперь только флагман, свидетель взлетного срама, поглядывал на него насмешливо и раздраженно. С флагманом трудно. Зубр, искушенный в боевых маршрутах, сделал им, можно сказать, одолжение, впрягся в бечеву, потянул караван… «Хозяин-барин», — терпел Алексей, питая полное к лидеру доверие. И признавал скрепя сердце, что Бахарева, вольная птаха, закрепившись там, где он ей позволил, смотрится!.. Слишком много всего нахлынуло на него в Р., чтобы вступать в спор с девицей. Она и рта не раскрыла, словечка не вымолвила, как получила от него подарок: бери себе место по душе, становись справа!.. Она так в ответ просияла, благодарно ему козырнув «Есть!», так мило поворотилась на стройной ножке и так быстро, чтобы не передумал, отошла, что ему стало неловко. В его широком, великодушном жесте (предугаданном полковником Челюскиным) был свой расчет (змий Челюскин – пехотинец, жизнь небес от него сокрыта), свой умысел; пропустив Бахареву вправо, оставшись с Житниковым по левую руку от флагмана, он тем самым давал экипажу «пешки» понять, что для такого летчика, как Горов, не имеет значения, где ему находиться, справа или слева от лидера. Он там и здесь – как рыба в воде.

Суть в том, что птаха Бахарева – одна, забот не знает, а за ним – хвост, эскадрилья; она флагману не в тягость, о нем же на борту «пешки» говорят с неудовольствием: «Телепается!..»

«Надо решать, — думал Горов. — Надо определяться…»

Нечто подобное испытал он, взметнувшись на перехват японца в морозном небе Сихотэ-Алиня, не зная, ждать ему отставшего Житникова или завязывать бой в одиночку; секунды оказались на руку японцу, «Р-97», в мыслях почти поверженный, смылся.

И сейчас все в Горове двоилось.

То ли терпеливо собирать ему разбредшихся своих в кулак, наводить порядок и вести эскадрилью под своим командирским началом, как он привык и умел, контролируя лидера, то ли, напротив, полностью положиться на лидера, ни на что другое не отвлекаться, ему одному служить верой и правдой. Смирять его покорностью, умасливать послушанием, завоевывать в нем союзника…

Что за удел!..

Страдать, терпеть мучения не в бою, а на подступах к нему, — как в декабре, на дальних подступах – как сейчас, в апреле? За что? Почему?

Сбитый с толку, в плену поднявшихся сомнений, не зная, на что решиться, Алексей в самый маршрут, которым следовала группа, не вникал. Все, что предпринял и проделал лидер, нацеливаясь на Ростов, пока «маленькие» вели за ним погоню, Горов взял на веру. Определяясь грубо, на глазок, по солнышку, он знал общую направленность полета – она сомнений не вызывала, — а остальное для флагмана с его хваткой, с его львиной поступью – дело техники. Техники и времени.