Величко Нешков - Наступление

Телефон звонил непрерывно, и Чугун давал распоряжения районным комитетам. Люди ему верили, уважали его, потому что за долгие годы непосильной борьбы он завоевал себе имя подлинно народного защитника.

Но в это утро он был крайне взволнован. Весть о том, что Янев повесился в тюрьме, озадачила его. Хотя ничто не говорило о насильственной смерти, у Чугуна было предчувствие, что здесь дело нечисто.

И когда Розов вошел к нему в комнату, Чугун как раз читал показания генерала. Розов поздоровался, снял фуражку и, положив портфель на край стола, сел на диван напротив Чугуна.

— Что случилось?

Чугун тряхнул головой. Вихор поседевших волос упал ему на лицо.

— Ночью в тюрьме повесился генерал Янев.

— Вот оно что! — удивленно воскликнул Розов.

— Вчера Данчо Данев был у него.

— Ну?

— Янев был в хорошем настроении, не было никаких признаков, что он решится на такой отчаянный шаг.

— Такое впечатление сложилось у Данчо?

— Да.

— Он его допрашивал?

— Да. Уточнял некоторые обстоятельства.

— Что это за обстоятельства? Мне кажется, что Данев чересчур много занимается следствием по делу Янева.

— Вы что-либо имеете в виду?

— Пока ничего конкретного нет, но, по всей вероятности, здесь не обошлось без вражеской руки.

— Отсечем ее! — резко тряхнул волосами Чугун.

— Не опоздать бы, — многозначительно покачал головой Розов и после короткого молчания продолжал: — Когда речь шла об аресте генерала, Данев спросил, не лучше ли будет ликвидировать его по дороге.

— Думаете, что Данев сводит старые счеты?

— Ничего определенного сказать не могу. Где Санди?

— Только что звонил. Позвать его?

— Нет.

— Вот показания Янева. Я их как раз просматривал. — Чугун подвинул толстую папку к краю стола.

— Я их возьму домой. Случай с убийством Румена до сих пор покрыт мраком неизвестности. Данев мне представил показания той женщины, соседки Румена. Она признала, что работала на полицию и следила за квартирой. В ту ночь она, заметив, что в квартиру вошел незнакомый человек, сразу же сообщила об этом в полицию.

— Да, именно это знаю и я.

— Но Санди знает показания одного агента, который находился в засаде. Полиция окружила дом примерно за час до прихода Румена. Тогда что же получается? Выходит, что эта женщина знала о намерении Румена навестить мать и они были предварительно уведомлены, кого им ждать. Я попросил Санди сохранить это в тайне и продолжать свои наблюдения…

В тюрьме Матейчо провел несколько месяцев. Впервые дни пребывания там ему казалось, что он находится среди чужих и враждебных ему людей. Но они его не оставили, особенно когда поняли, что слабовольный деревенский паренек готов подписать капитулянтскую декларацию. Тогда его «обработкой» занялись Божин Шопский и Цоньо Крачунов из общей камеры. Ободренный их словами о том, что в тюрьме им осталось находиться считанные дни, Матейчо оказался очень прилежным и послушным учеником.

Первые дни свободы в Камено-Поле не принесли ему никакой радости. Ему ли было тягаться с Калычем, Чавдаром, Чугуном и Данчо Даневым, на которых было обращено главное внимание! Тогда Матейчо злился на всех, требовал наказать Йончоолу, Денчо Чолаку, Ристо Шишманя и никак не мог понять, почему любой его намек вызывает насмешку.

Но в один теплый солнечный день после короткого колебания Цоньо Крачунов по просьбе и ходатайству Данчо Данева и Божина Шопского подписал приказ о назначении Матейчо милиционером в Камено-Поле.

Это стало некоторой отдушиной для оскорбленной души Матейчо. Он постоянно ходил по селу из конца в конец, встречал и провожал все поезда. В ночное время допоздна скитался по улицам, подслушивал разговоры жителей под дощатыми заборами и воротами.

Из-за Танаса Йончоолу и Денчо Чолаку, которые были активными членами местного земледельческого народного союза, Матейчо стал преследовать и всех остальных членов этой организации.

В один из дней в полдень земледельческий народный союз под бой барабана оповестил жителей, что вечером в зале клуба-читальни состоится собрание, на котором будет выступать Цветков, член областного руководства и секретарь областного комитета Отечественного фронта.

Вечером перед клубом-читальней до начала собрания крестьяне покуривали и говорили о том, о сем, а Матейчо расхаживал среди них и прислушивался к разговору то одной, то другой группы.

— Эй, сват, солдат что пишет? — спросил пожилой крестьянин, очищая перочинным ножиком тонкий прутик. — В газетах написали, что ребята наступают.