Величко Нешков - Наступление

В течение всего времени Кутула не переставал ругаться себе под нос. Пени пытался шутить, но его редко поддерживали. Луканче, побледневший, с блестящими глазами, не выпускал из поля зрения Марина, чье спокойствие было и для него источником мужества и силы.

Силы Славовского были тоже на исходе. Липкая грязь тянула к земле, но он напрягал всю свою волю, чтобы идти впереди всех.

К половине одиннадцатого 2-я рота была менее чем в километре от города. На юге велась ожесточенная винтовочная и пулеметная стрельба. Артиллерия непрерывно изрыгала огонь.

Слановский на глаз определил расстояние до домов вдоль железнодорожной линии. Прикинул, что для того, чтобы добраться до первых окопов, ему необходимо самое малое минут двадцать.

Более получаса солдаты продолжали ползти и перебегать, и пока все было спокойно. На повороте у железнодорожной насыпи почти все залегли.

Неожиданно из кустов со стороны железнодорожной будки путевого обходчика полоснул пулеметный огонь. Замаскированное дуло орудия изрыгнуло огонь, и уже через миг после этого снаряд разорвался рядом с полотном. От взрыва над насыпью полетели щепки от шпал и камни гравия. Солдаты низко пригнули голову. Слановский ползком пробрался к рельсам, вдыхая запах мокрой земли, ржавого железа и машинного масла. Внезапно Слановский вздрогнул — за его спиной раздался сильный орудийный выстрел. Он обернулся назад. «Наше штурмовое орудие накрыло их», — радостно подумал он. Два высоких тополя, откуда били гитлеровцы, рухнули на землю.

Слева от первого орудия показалось еще несколько орудий. Они выстроились в одну линию и открыли огонь.

Слановский сделал знак солдатам, чтобы они следовали за ним. В один-два прыжка ободренные солдаты перескочили через железнодорожную линию, С этого момента они ложились, стреляли, делали перебежки почти бессознательно, стремясь только к одному — достичь первых домов города. Орудия изрыгали огонь, пулеметы угрожающе стрекотали, а люди, забыв об опасности, бежали вперед как обезумевшие.

Третье отделение первого взвода немного отстало. Взводный унтер-офицер кричал до хрипоты, но солдаты, потеряв первоначальную инерцию, не могли настичь своих товарищей, потому что дорогу им преграждал виноградник с лежащими на земле кольями и проволокой.

Луканче инстинктивно бросился на землю, когда прекратился вой летящей мины. Через мгновение мина взорвалась в семи-восьми шагах впереди него. Взрыв оглушил его. В ушах звенело. Он лежал, ничего не слыша, до тех пор, пока чья-то рука не схватила его за плечо и не стала сильно трясти.

— Давай, молодец, давай вперед! — прокричал ему почти в ухо помощник командира Тодоров.

Луканче вскочил и побежал вперед. В ушах у него продолжало звенеть. Справа от него упал на землю кривоногий Давидко. Он закричал от боли и пополз к меже. Из его шеи фонтаном била кровь и растекалась струей по шинели. Он попытался остановить ее своей грязной рукой, но она залила ему лицо. Луканче побежал к нему, повалил на спину, разорвал свой перевязочный пакет и неловко попытался перевязать Давидко. Кровь проступала через бинт, испачканный грязными руками Луканче, и продолжала стекать вниз.

Подбежали санитары с носилками, быстро положили Давидко на носилки и, пригнувшись, заторопились прочь.

Луканче отстал от остальных. Подленькая мысль обожгла его сознание. Почему бы не подождать, пока другие не уйдут еще дальше вперед? Ему хотелось жить, и ни о чем другом он не думал в этот момент. И вдруг силы как будто оставили его. Впереди продолжал бушевать огонь. Более двадцати минут Луканче лежал на одном месте, не смея поднять головы. Испуганная птичка, ошеломленная разрывами, вспорхнула и спряталась под кустом на меже. Опустошенным, испуганным взглядом Луканче следил за ней. Протянув руку, он попытался поймать ее, но птичка подпрыгнула и скрылась где-то в обгоревшей траве. Луканче больше не шевелился. Но эта маленькая живая птичка, так знакомая ему с самого раннего детства, как будто сразу вывела его из состояния оцепенения. Леденящая боль вины сжала сердце. Он был один среди мрачной пустоты боя. Где его товарищи? Впереди. Он оставил их. Ему стало страшно и стыдно. Как он будет потом смотреть им в глаза?

Луканче приподнялся на локтях. Рота не прошла еще и ста пятидесяти шагов. Он вскочил, как будто вытолкнутый какой-то сильной пружиной, и побежал. Несколько раз он падал. Ему казалось, что теперь стреляют только по нему. Ногам его как будто стало легче, когда он поравнялся с цепью товарищей.