Величко Нешков - Наступление

Самым благоразумным и безопасным было вернуться назад. Но из третьего батальона наверняка за ними наблюдали. Если вернуться без единого выстрела со стороны немцев, над ними будут смеяться, скажут, что струсили. А если доложить, что противника нет, а он окажется здесь, будет еще хуже.

Он постоял так еще минуту-другую, потрогал гранаты и крепко стиснул автомат, а потом взволнованно сказал солдатам:

— Пересечем полянку перебежками!

Волнение подпоручика передалось и солдатам, и они молча кивнули ему в знак согласия.

Манев выпрямился и быстро побежал вперед. Когда он был уже на середине поляны, затрещала пулеметная очередь. Ио привычке он бросился на землю. Сердце его отчаянно колотилось.

Над головой свистели автоматные пули. Он прижался к земле и оставался в таком положении минуты две.

«Пропал, со мной все кончено! — думал Манев. — И зачем побежал, идиот, да и только!» Лежа, он повернулся к кустам, а потом, как будто вытолкнутый сильной пружиной, вскочил и бросился назад. Сзади снова застрекотал гитлеровский пулемет. Манев два раза падал, прежде чем добежал до кустарника.

— Спасли свои шкуры и на этот раз, господин подпоручик! — Около него, запыхавшись, повалились солдаты.

Манев глубоко дышал. Его лицо, безжизненное и бледное, нервно подрагивало.

Полковник Додев хорошо сознавал, что Манев не был из числа самых неуязвимых молодых офицеров в полку, кому можно доверять, не опасаясь. Но Манев имел преимущества, какие редко встречались среди офицеров-разведчиков полка. С офицерами, унтер-офицерами и солдатами Манев держался вежливо и корректно, как подобает воспитанному человеку. Он часто с увлечением говорил о музыке, литературе и искусстве, хотя имел дилетантские познания. Но марать свои руки черной и неблагодарной работой он не хотел, считая, что такие люди, как Игнатов, с удовольствием и увлечением делают ее вместо него.

К полудню дождь перестал. Небо очистилось, и засияло запоздалое осеннее солнце, и его скупые лучи пробудили у солдат желание к жизни и одновременно развеяли мрачное и гнетущее настроение.

Кажущееся спокойствие на позиции и запоздалое тепло солнца вызывали у Додева лень и расслабленность. Он грел свои ревматические колени, сидя перед домом, в защищенном от ветра месте, когда Манев, вернувшись из разведки и находясь все еще под впечатлением пережитого, торопливо докладывал ему, где и что заметил на высоте 1018. Додев выслушал его спокойно, а в конце равнодушно проговорил:

— Ясно, что они четко выполняют план отступления. И это вполне естественно, иначе они не были бы немцами. Передайте полковому врачу, чтобы послал людей за трупами убитых. А как их числят в ротах?

— Наверное, считают без вести пропавшими, — сказал Манев и только собрался попросить разрешения переодеться, потому что гимнастерка его прилипла к мокрой от пота спине, как Додев встал и сделал ему знак следовать за ним.

Когда они вошли в комнату, Додев тяжело вздохнул и рухнул на походную кровать, а Маневу указал рукой на стул.

— Ты ведь знаешь, — устало начал он, — что все пути в ад устланы добрыми намерениями.

— Так точно, — усмехнулся Манев, — но наше главное направление — рай.

— Манев, сегодня утром я обращал твое внимание и еще раз хочу тебе напомнить. Хорошо запомни, мы довольны, когда другие лгут в нашу пользу или, самое малое, верят нашей лжи. Но в таком случае всегда нужно быть готовыми к тому, чтобы отразить удар, когда они же начнут лгать нам во вред. Дай бог, чтобы сбылось то, что задумали хорошие болгары. Мы внесем в это свой вклад, но нельзя забывать и другой возможности — неожиданный провал не исключен.

— Господин полковник, — низко нагнулся к его кровати Манев, боясь, что его могут подслушать, — я от вас знаю, что любое сомнение — половина неуспеха.

— Э-эх, милый мой! — вздохнул Додев. — Жестока человеческая природа — молодости она отрядила дерзость, энтузиазм, но лишила ее мудрости и предусмотрительности. Я уже ничего больше не жду от жизни, моя песенка спета, но я не хочу заканчивать службу как униженный человек. А вам необходима та свобода, которая позволит вам заслужить признательность отечества, своего царя… Во дворе послышались голоса. Манев крадучись выглянул в окно и негромко доложил:

— Господин полковник, генерал Зарков…

— Ох, — Додев недовольно вскочил и быстро затянул ремень и портупею, — ни на минуту не оставят в покое…

Генерал Зарков в сопровождении начальника штаба полковника Киселева, Чавдара, помощника командира дивизии, и еще нескольких офицеров шумно вошел в комнату. Молча выслушав рапорт полковника Додева, генерал Зарков подал ему руку и холодно спросил: