Николай Прокудин: Мятежный капитан

Ближе к выписке он и познакомился с очередной пассией, с новенькой медсестрой на отделении — с зеленоглазой блондинкой Ириной. Легкая ночная интрижка вскоре переросла в бурный роман. Эдик выздоровел, но умудрился проваляться в госпитале ещё пару недель. Как говорится, завёл себе ППЖ (походно-полевую жену).

После выздоровления Громобоев ещё не раз посещал свою пассию в госпитале: то проездом в колонне, то специально делая крюк, возвращаясь из рейда, а то и самовольно пересекал ночной Кабул, заскакивал на ночь. Время шло, и перед самой заменой его контузило, да так основательно, что неделю заикался и в глазах двоилось. Капитан опять попал в знакомый госпиталь, но, увы, Ирину накануне по замене перевели в Ташкент.

Тогда Эдик уговорил начмеда отправить долечивать неудачливую голову в глубокий тыл, в окружной госпиталь, всё равно до окончания срока службы в Афганистане оставался как раз последний месяц. В Ташкенте роман возобновился с новой силой, и любовная страсть поглотила Громобоева целиком. И хотя пассия была старше на пять лет, имела ребёнка, а самого Эдуарда дома ждала жена Ольга, и миленькая только родившаяся дочь, Ксения, эти обстоятельства развитию отношений не помешали, и от совершения необдуманных поступков не остановили. Ага, остановишь его, ведь эта чертовка в постели была страстной и изобретательной, как говорится: на всё руки мастерица. Вернее сказать, как раз совсем и не на руки. Видимо, Ирка провела бурную молодость, чем и нажила богатый жизненный опыт. Период восстановления после контузии пролетел как один день и в основном — в постели, можно отправляться в отпуск по болезни домой, но наш Ромео, увы, так и остался в Ташкенте.

А потом настал июль месяц — месяц замены. После госпиталя пришлось на некоторое время вернуться в часть для сдачи дел и финансового расчёта. За полгода до срока кадровик предложил выбрать два округа для предстоящей замены и Эдик себе выбрал неплохое место. Заменщик уже ждал его в полку, и оставалось только побыстрее сдать дела.

Провожали домой Эдика пристойно и даже торжественно: вначале официальная часть в клубе, после совещания у командира полка, где ему наговорили много теплых слов (ведь награды он заслужил в боях, а не на «паркете»). Так как воевал Громобоев честно, местное население не грабил, не мародёрничал, и у своих подчинённых тоже не воровал, но и кутнуть любил, потому добра не нажил и возвращался на Родину почти с пустыми руками.

…Ночь накануне отъезда домой была неспокойной, «духи» активно и не прицельно стреляли по Кабулу и выпустили примерно сотню «эРэСов», которые в беспорядке падали с завыванием на затаившийся во мраке большой средневековый город, раскинувшийся в котловине между горных хребтов. Взрывы в ночи раздавались то тут, то там, но Громобоев продолжал спокойно выпивать с друзьями в каптерке, ни он, ни собутыльники даже не подумали бежать прятаться в щель, вырытую между казармами-модулями, как это сделали штабные и молодые сменщики, только прибывшие из Союза. Мальчишество, конечно, ведь несколько реактивных снарядов рухнули в районе полковых складов, парочка упала на позициях зенитчиков, а один и вовсе неподалёку, в районе полкового плаца. Особенно глупо погибнуть в ночь перед заменой домой, но капитан упал бы в своих собственных глазах, ведь два года, когда в перерывах между операциями батальон возвращался на базу, он никогда не прятался от обстрелов в окопчике, а продолжал спокойно спать в комнате на своей койке. Да и каску с бронником ни в горы, ни в зелёнку Эдик никогда не брал, и на марше, сидя на БМП не надевал, а слепо верил в счастливую судьбу и удачу. Гусарская бравада? Ну да, конечно, но что поделать, такой характер!

Короче говоря, улизнуть в укрытие не подумал никто из ветеранов, да и разве можно оставить хорошее застолье? Прощальный банкет готовился тщательно: незадолго перед ужином прапорщик Гонза метнулся на склад и затарился дефицитной закуской, да и сам виновник торжества кое-что прикупил в полковом «дукане». Закадычный друг Афоня накануне заказал патрулю купить четыре литровых бутылки водки и две бутылки коньяка, их доставили прямо к столу — провожать уважаемого человека надо было соответственно, чтоб не бегать среди ночи по комнатам в поисках добавки.

После отбоя в каптёрке первой роты собрались приглашённые, из ещё остававшихся в строю друзей. Это были офицеры и прапорщики: Хмурый, Марабу, Афоня, Шерстюченко, Бершатский, Буланыч, Тарбеев, Халипов, Гонза, да вернувшийся из госпиталя по пути домой батальонный разведчик Монастырский, и заехавший в полк на пару дней. Пустой рукав гимнастёрки лейтенанта напоминал каждому о том, что смерть ходит где-то рядом. До чего же не повезло парню — первый рейд в зелёнку (он сменил погибшего предшественника) и крупный осколок разорвавшегося выстрела безоткатного орудия оторвал правую руку почти по самое плечо. Сейчас разведчик время от времени морщился (свежая рана побаливала) и через силу шутил: стакан, пистолет и ручку держать могу, поэтому обещали оставить в армии…