Александр Одинцов - Огненная вьюга

Фельдфебель Гофман на допросе показал, что 216-я дивизия состоит из 348-го, 396-го, 398-го пехотных полков, артполка и ряда отдельных частей. На восточный фронт она прибыла 12 ноября из Франции и уже 16 ноября участвовала в наступлении на Москву. Командует дивизией генерал фон Вернер. В наступательных боях передовые части дивизии потеряли более половины личного состава убитыми и ранеными. В последние дни прибыло несколько маршевых рот для пополнения полков первой линии. Из разговоров офицеров ему известно, что завтра-послезавтра немецкие войска попытаются сломить сопротивление русских на подмосковных оборонительных рубежах и ворваться в Москву. От пленных также узнали, что город Истра и населенные пункты на западном берегу реки Истра, севернее города, заняты немецкими войсками. В связи с этим капитан Шевченко принял решение обойти места сосредоточения немецких частей с севера по льду Истринского водохранилища в направлении деревни Матвейково.

За долгую зимнюю ночь отряд отмахал от линии фронта более тридцати километров и оказался в лесах в 14 километрах западнее Истринского водохранилища.

Шедший впереди охранения лыжников командир взвода старший лейтенант Алексеев остановился.

— Я, кажется, слышал выстрел из ружья, — доложил он командиру отряда.

— Мне тоже так показалось, — подтвердил тот, останавливаясь и опираясь на лыжные палки. — Но, может, это дерево треснуло на морозе или лед на реке?

— Не похоже…

— Значит, выстрел, но чей? Кто в такую пору на охоту ходит! Надо проверить.

— Есть! Сейчас сделаем круговой досмотр.

— Хорошо. Действуйте, а мы малость передохнем.

Командир взвода укатил с группой лыжников в ту сторону, откуда донесся выстрел. Вернулся он довольно быстро и привел с собой низенького, юркого, при бороде-лопате, старика со старенькой тулкой-курковкой.

— Вот он — стрелок, — кивнул на старика Алексеев. — Крестится, божится, что не он палил, а левый ствол порохом пахнет. Свеженьким.

— Истинно так… Вот крест господний, — махнул рукой перед лицом дед. — Зачем мне ночью пулять? Рази я сдурел, господин хороший?

— Ты что, очумел, старик, — вытаращил глаза Алексеев. — Что за господин?

— А кто вас знает, как вас величать. Много счас всяких разных в лесах скрывается. А что не стрелял, то не стрелял.

— Не верьте ему, товарищ командир, — настаивал Алексеев. — Выстрел свежий. Он стрелял. Пусть признается. Может, сигнал кому подавал. Немцам или полицаям…

Старик сорвал с головы шапку, в снег:

— Мать честная! Кажись, свои! Ей-богу свои! А я-то думал, чужаки какие переодетые. Наши ведь на восток ушли, под Москвой вон, бьются. А тут свои! Вот радость! Вот диво! Аль ужо расколошматили фрица? Назад его поперли?

— Пока нет, старина, — сказал Шевченко. — Но попрем, погоним, дай срок… И все же зачем стрелял, дед? Сам-то кто будешь?

— Лесник я, дорогой товарищ командир, здешний, тутошний. При этом лесном массиве. Пытаюсь отпугивать вшивую погань от своего кордона. Ночью я постреливаю в местах разных, днем бабка. Закурить у вас не найдется?

Огнивцев достал пачку махорки, сложенную мелким квадратиком газету, протянул старику:

— Угощайтесь.

— От спасибо! Без курева беда. Весь самосад пришлось раздать отходящим красноармейцам… С горя, с досады люто курили… А газетку приберегу. Она поценнее курева будет. Изголодались по слову человечьему. Немцы невесть что брешут: и Москву они вроде взяли, и Красная Армия, дескать, разбита и то и се. Голова идет кругом. А тут газета…

— Не жалей, дедушка, кури. Газетку я тебе целую дам, свежую.

— Ну, спасибочки, так спасибочки.

— Где ваша избушка или, как вы называете, кордон? Далеко? — спросил начальник штаба старший лейтенант Ергин, достав из планшетки карту и освещая ее фонариком.

— Полверсты, не боле.

— Дом большой, тепло, обогреть бойцов можно?

— Тепло-то тепло и места много, да только боязно вас к себе вести. А ну как по лыжному следу кинется фашизье и застукает вас, как миленьких. Не прощу себе вовек…

— Какой след, старина? В такую метелюгу. До утра все заметет, замаскирует. Да и гарнизонов поблизости немецких нет. И если бы они и были, по такому снегу до нас не скоро доберутся. Им в такую стужу и вьюгу не до нас.

— И то верно, — живо согласился старик. — Метелица расчудесная… Прошу на обогрев, гостечки желанные. И радость от вас и мне хоть одну ночку будет поспокойнее. А то все брожу, как бирюк, сторожу, в белый свет пуляю…