Николай Кожевников: Гибель дракона

— Очень хорошо, — министр пытливо смотрел Семенову в глаза, но ничего, кроме преданности, не было в них. — Мы вам дадим денег. Но, — старик встал, — только работать на нас.

Ласково коснувшись плеча атамана, министр усмехнулся. Вероятно, этот русский вообразит теперь, что без него Япония пропадет. Коза и бамбук! Министр отошел к другой скамеечке и сел, прислушиваясь к тихому голосу генерала Аратаки:

— Рано или поздно Приморье станет нашим. Будете работать с нами честно, получите... — генерал помолчал, словно оценивая атамана, — пост губернатора Дальне-Восточной провинции. Может быть, президента Дальне-Восточной Республики. И... право мести. Мы ни в чем не намерены ограничивать вас в ваших делах с русскими.

— Рад стараться!

— Завтра вас увезут в Дайрен. Вам нельзя оставаться здесь долго, хотя я лично всегда рад и счастлив вас видеть...

Министр слышал, как заскрипел песок под грузными шагами Семенова. Тяжело опираясь на трость, старик поднялся. Перед ним стоял Аратаки.

— Отлично, — ровно сказал министр. — Завтра я хочу видеть капитана Доихару. Он хорошо знает Восток и начнет работать в Маньчжурии. За атаманом нужно смотреть. Из ненависти к большевикам он предал свою страну. Так же легко он может предать и нас из старой русской ненависти к Японии.

Круто повернувшись, министр торопливо зашагал к ярко сиявшей громаде императорского дворца. Музыка стала слышнее. В небе, между звезд, вспыхнули яркие огоньки разноцветных ракет фейерверка. На поляне перед дворцом горели алмазными, рубиновыми, изумрудными огнями инициалы божественного императора.

Это было летом 1924 года.

В июле 1941 года Квантунская армия приготовилась к выступлению. Она была «подобна натянутой тетиве лука, обращенного в сторону Советского Союза». Лук готов был выстрелить в ту секунду, когда немцы возьмут Москву. Опасаясь упустить сроки, японский генеральный штаб с июля по октябрь торопливо «изучал вопрос об оккупационном режиме для советских территорий».

Уже написан боевой приказ. Войска стоят вдоль всей советской границы. Определено направление главного удара. Розданы карты. Казачий корпус Бакшеева разослал в японские воинские части русских переводчиков. Разработана инструкция по идеологической работе в оккупированных районах. Все предусмотрено. Все!

Но 4 сентября 1941 года германский посол в Токио господин Отт писал в Берлин:

«Ввиду сопротивления, которое оказывает русская армия такой армии, как немецкая, японский Генеральный Штаб не верит, что сможет достичь решающего успеха в войне против России до наступления зимы. Сюда также присоединяются неприятные воспоминания о Хасанских и Халхин-Голских событиях, которые до сих пор живы в памяти Квантунской армии. Императорская ставка недавно приняла решение отложить военные действия против Советского Союза до зимы».

16 октября 1941 года премьер-министр Тодзио создал новое правительство и подписал приказ о начале военных действий с Россией.

Но Москву германская армия не взяла. Пришлось назначить новый срок — Сталинград. Правящие круги сгорали от нетерпения. Концерн Мицуи торопил Тодзио. Юристы домов Сумитомо, Мицубиси и Ясуда каждый день являлись на прием. А однажды... Однажды тот же генерал Аратаки из отдела разведки — один из крупных акционеров Мицубиси — посетил премьера. И через несколько дней японцы громили Пирл Харбор.

Война на Тихом океане началась крупными победами. Американцы в панике отступали, оставляя вооружение и боеприпасы. Генерал Макартур, бросив гарнизон, с группой офицеров бежал из Батана.

Решающая победа была уже где-то рядом. Тодзио торжествовал. Наступала очередь двинуть армии на Россию. Но сомнения все-таки брали премьера. И угрюмый шифровальщик, посасывая потухшую трубку, передавал в Берлин унылое послание рыжего Отта:

«Вступление Японии в войну против Дальневосточной армии, которая все еще считается сильной в боевом отношении, нельзя ожидать раньше весны. Упорство, которое проявил Советский Союз в борьбе с Германией, показывает, что даже нападением Японии в августе или сентябре нельзя было открыть дорогу на Сибирь в этом году».

В Берлине были недовольны. 15 мая 1942 года Риббентроп телеграфировал немецкому послу в Токио:

«Передайте правительству Японии: Ваш боевой нейтралитет с Россией, при котором она держит войска на Восточной и Северной границах, значительно облегчает наш труд в войне против России. Падение Сталинграда — вопрос нескольких месяцев. Если сейчас Япония не откроет фронта, она лишится Приморья. Русские армии подходят к катастрофе».