Александр Щелоков - Жаркие горы

— Коммунисты готовы, товарищ майор. С каждым я побеседовал. Настроение у людей нормальное.

— Садитесь, Павел Петрович, — предложил Полудолин.

Горденко качнул головой и выразительно повел глазами в сторону, где сидел комбат, занятый какими-то делами. Это должно было означать, что в присутствии Бурлака и без его разрешения прапорщик садиться считал неудобным.

Полудолин усмехнулся.

— Слушай, Александр Макарович, — сказал он, — тебе наше партбюро когда-нибудь поручения давало?

— Это ты к чему? — поднимая голову от бумаг, отозвался Бурлак.

— Да к тому, что пришел секретарь, причем по партийным делам, а держится перед тобой как на плацу. Боится, как бы ему комбат «Кругом!» не скомандовал.

— Не было у нас такого, — сказал прапорщик обиженно. — У нас комбат…

— Ладно, Горденко, — прервал его Вурлак, — какой у вас комбат — не надо. А что ты вправе любому из нас дать поручение, замполит верно заметил.

— Есть, давать поручения, — откликнулся прапорщик уныло и присел на предложенный табурет.

— К вам вопрос, товарищ майор.

— Давайте, — сказал Полудолин.

— В партбюро заявление поступило. От сержанта Синякова. Просит принять кандидатом в партию. Вы с ним сами побеседовать не хотите?

Полудолин взглянул на часы. Подумал.

— Хорошо, Павел Петрович, я с ним поговорю. Зайду в роту. Минут через двадцать…

Когда Горденко ушел, Полудолин подошел к комбату и присел рядом. Сказал негромко, будто боясь, что их кто-то услышит:

— Тебе не кажется, Александр Макарович, что коммунистом ты бываешь пять минут до начала собрания? Один раз в месяц садишься среди рядовых, да и то чтобы через три минуты уйти в президиум. Не избери — пожалуй, сочтешь за неуважение. Как можно — тебя и не посадить перед всеми? А сам ты, как замечаю, ни разу не предложил секретарю в своем присутствии сесть. Причем благо бы разговор у вас был как у батальонного со взводным. А то Горденко в штаб заходит только по партийным делам. Как со взводного с него ротный стружку снимает.

— Хватит! — раздраженно сказал Бурлак. — Чего взялся?

Он осознавал свою неправоту и потому не хотел выслушивать осуждение всего, что и сам понимал.

— Э нет, — сказал Полудолин. — Мы договорились об откровенности. И ты уж выслушай до конца. Я с тобой не как с комбатом, а как коммунист с коммунистом. Не на собрании же мне это людям выкладывать.

Бурлак напрягся, посуровел. Сидел молча, положив на стол руки, сжатые в кулаки.

— Пойми, Александр Макарович, мы сами избрали Горленко секретарем. И ты за него голосовал. Я даже думаю, что голосовал «за». Так давай в нем уважать самих себя. Видеть в нем наш общий авторитет. Понимать, что в чем-то он стоит над нами. Вот тебя за что-то будут с треском снимать, и ему, бедняге, вольют горячую порцию. А за что? За то, что он секретарь и отвечает в чем-то не меньше нас, лиц должностных.

Бурлак ожидал обличающих слов и приготовился их выслушать. А разговор пошел в ином ключе и оказался совсем не обидным.

— Ты прав, Фирсыч, — сказал, смягчившись, комбат, — прав. Положил меня на обе лопатки.

Через некоторое время Полудолин появился в расположении роты капитана Ванина. Вызвали сержанта Синякова. Тот прибежал, при виде майора смутился. Почему-то считал, что вызывает замполит роты, а оказалось — более высокое начальство.

— Как вас по батюшке? — спросил Полудолин, протягивая руку. — Николай…

— Алексеевич, — подсказал Синяков. — Николай Алексеевич.

Они отошли в сторону и сели на пустые снарядные ящики.

— Вы подали заявление в партию? — спросил Полудолин.

— Так точно, — ответил Синяков и внутренне напрягся — к чему это клонит замполит?

— Поймите меня правильно, Николай Алексеевич, — продолжал между тем Полудолин, стараясь говорить как можно мягче и спокойнее, однако помимо его желания в голосе прозвучали нотки резкие, раздраженные. — Нам надо поговорить как можно откровеннее. В партию много подают заявлений. Много. Но далеко не каждый, кого принимают в ее ряды, обогащает нас своим вступлением…

— Я… — начал было Синяков дрогнувшим голосом, но майор остановил его:

— Да погодите! Не о вас речь. Это моя точка зрения на общее положение дел. А оно далеко не всегда радостное. Нередко поступающие несут заявления в простом расчете на то, что с партбилетом легче сделать карьеру. У иных другие соображения. Причем каждый такой вступающий имеет в виду только свой личный интерес. В результате развелось немало жулья с партбилетами. Взяточники, карьеристы, растратчики. Внутренние душманы. Честного человека это возмущает. А подумаешь трезво — кого винить? Ведь не сама эта публика вползла в партию. Кто-то ведь рекомендовал каждого из них. Кто-то голосовал за их принятие. Поднимал руку в добром здравии и хорошей памяти. Конечно, вам такие вещи слушать не очень приятно, однако это необходимо. Чтобы не сложилось впечатления, будто партия нечто вроде клуба для искателей легкой жизни. Во всяком случае, в батальоне мы из парторганизации такого клуба не сделаем. С коммуниста спрос будет двойной.