Гитлеровцы, не замечая их, продолжали наступать на рощу. Кончилось это тем, что, когда одна группа фашистов открыла стрельбу, вторая приняла ее за партизан, и обе группы фашистов начали уничтожать друг друга. Руководство гитлеровского гарнизона забеспокоилось: уже светает, кругом — стрельба, а в чем дело, непонятно. Тогда начальство выехало на машине к месту происшествия. По пути автомобиль наскочил как раз на ту первую мину, которую пятерка заложила ночью…
Крестьяне передали в штаб Буденновском отряда, что на следующий день их согнали с лошадьми и подводами убирать трупы. Из лесу было вывезено восемнадцать убитых, а с шоссе — десять.
К пятерке присоединился еврейский учитель Зундель Дротфимен. Приближается, говорит он, день его рождения. И вот он желает ознаменовать эту дату праздничным салютом. Обычно закладывается одна мина, но Зундель хочет, чтобы на этот раз было внушительнее. Заложили две. Каллиграфическим почерком Зундель написал несколько записочек пассажирам прибывающего немецкого воинского поезда: «В день моего рождения — подарочек гитлеровским путешественникам» — и разложил их вдоль линии. А поезд приближался особенно почетный, все — мягкие вагоны. Ехали в нем несомненно очень высокопоставленные лица. Зундель потянул один шнур, Кравчинский с Абрашкой — второй… Вагоны взлетели на воздух, раздался оглушительный грохот, и всю окрестность залило ярким светом. Юбиляр Зундель был очень доволен «салютом». Всю ночь гитлеровская железнодорожная охрана вела стрельбу. До самого утра возили убитых и раненых.
Когда пришли в лагерь отряда, оказалось, что разведка уже доставила сведения о результатах взрыва. С взлетевшим на воздух поездом ехал из Берлина какой-то очень важный гитлеровский разбойник с целым штабом «ученых» бандитов. У гитлеровцев в Минске невероятная кутерьма. Гестапо свирепствует: как можно было не обеспечить путь, по которому следовала такая почетная персона из самого берлинского штаба!
На войне, как на войне! Имеются и жертвы. Нередко боль бывает настолько велика, что, кажется, — конец всему! Невозможно будет заменить погибшего товарища. Абрашка пал в бою. Гитлеровцы пришли в деревню возле Минска. Партизаны притаились у дороги. Пришедших немцев встретили интенсивной стрельбой и всех почти уничтожили. Один только спрятался под автомашину. И когда Абрашка приблизился, бандит его смертельно ранил.
Погиб и Зямка. Его подстрелили в деревне Волчковичи и ранили под ним коня. Зямка все время отстреливался и отбивался от врага. Но ранили и его. Он понял, что ему, тяжело раненному, не уйти из рук врага. И верный завету «живым врагу не сдаваться», вынесенному из Минского гетто, он пустил себе в сердце последнюю пулю.
В деревне Неумоваки Минского района белорусские крестьяне с почестями похоронили верного сына нашего народа Зямку Мителя. Голубоглазые белорусские девушки весною украшают его могилу и рассказывают о героических делах бесстрашного разрушителя вражеского транспорта.
Когда первая «пятерка» диверсантов Буденновского отряда перестала существовать, возникли новые «пятерки», которые, свято храня память Абрашки и Зямки, боролись днем и ночью против поработителей нашей земли. Из гетто пришли Лейзер Хургин, Хаце Хургин, Лева Бейлин, Толя Цирлин, Лева Рубин, Яша Яловицер и многие другие. Всех их по-товарищески встречал командир, который прежде всего рассказывал им, что сделала еврейская молодежь из гетто в борьбе против врагов нашей Родины.
И вновь прибывшие давали торжественное обещание быть такими, как Абрашка, быть такими, как Зямка! И все, как один, вступили в диверсионные группы: кто к командиру «Ваньке Свирепому» — героическому белорусскому крестьянину, показавшему чудеса в борьбе с фашистами, кто к Фимке Прессману («Чуланчику»), который в 18 лет был назначен командиром всех диверсионных групп партизанского отряда «25 лет БССР». Старшим одной из диверсионных групп был назначен также Лейзер Хургин, который в течение месяца (как раз в такое время, когда каждый метр железнодорожной линии особенно тщательно охранялся врагом) сумел спустить под откос три вражеских эшелона и разрушил телеграфное сообщение на протяжении нескольких километров.
Хоть пустынны и разрушены улицы Минска, над ними все же реет радость возвращенной свободы. Фимка Прессман («Чуланчик») шагает по кривым улочкам, по развалинам гетто и, словно подводя итоги, рассказывает друзьям и товарищам:
Читать дальше