Мы поручили всем нашим товарищам предупредить жителей Немиги и ул. Островского о том, чтобы они заблаговременно перебрались к соседям на другие улицы. Многие попытались, но безрезультатно: теснота, казалось, была настолько велика, что нечего было даже говорить о том, чтобы еще больше стеснить людей… Некоторые же спокойно ждали: прикажут очистить квартиру, стало быть — дадут другую…
Беспокойство охватило все население гетто только накануне 7 ноября 1941 года, когда под вечер в гетто явился Городецкий со всей бандой. Они собрали несколько сот высококвалифицированных рабочих, членов юденрата с семьями и перевели их из гетто в концлагерь на Широкую улицу. Что это значит, никто не знал, но что надвигается какое-то страшное несчастье — чувствовали все.
Размеры бедствия оказались гораздо большими, чем можно было представить себе даже по тому времени.
Накануне великого праздника — 24-й годовщины Октябрьской Социалистической революции — мы поручили нашим товарищам 7 ноября провести небольшие массовки, рассказать людям о борьбе советского народа и призвать к мобилизации всех сил на помощь борцам за свободу и независимость нашей Родины.
Утром 7 ноября, как-раз в то время, когда в Москве на Красной площади вооруженный советский народ демонстрировал свою решимость всеми силами противостоять наступающему врагу и изгнать его из нашей земли, гетто было оцеплено сплошной цепью полицейских. Следом прибыли гестаповские части и их помощники и стали грузить людей с Немиги, улицы Островского и прилегающих переулков в большие черные автомашины.
Ехать им было недалеко. На Апанской улице, где когда-то помещалась 6-я колония НКВД, выгружали людей и загоняли в огромные мрачные склады, в которых раньше хранился багаж. Теснота там была невыносимая, люди теряли сознание, дети задыхались на руках у матерей. Нехватало воздуха, не было ни капли воды, чтобы освежить запекшиеся губы.
Двенадцать тысяч евреев было в течение одного дня вывезено из гетто. На следующий день их привезли в Тучинку, где уже были приготовлены ямы. Никто в гетто больше не питал никаких иллюзий: близкая стрельба из автоматов и винтовок разъяснила, что произошло с жителями Немиги, улицы Островского и прилегающих переулков.
Медленнее обычного наступала осенняя ночь. В гетто было так тихо, точно не двенадцать, а все восемьдесят тысяч евреев были убиты в этот день… Никаких признаков жизни, ни огонька, ни шороха. Лишь частая стрельба полицейских глухо отдавалась в жуткой тишине…
Но в Минском гетто остались люди, они жили, надеялись и верили, что, несмотря ни на что, мы победим.
В тесной каморке на той же Апанской улице, по которой весь день проносились машины смерти, у работницы швейной фабрики Иды Алер собрались советские граждане, чтобы отметить великий праздник освобождения — 24-ю годовщину Октябрьской революции. В полумраке были отчетливо видны глубокие морщины, избороздившие лбы даже самых молодых. Мы сидели вокруг убогого стола, углубленные в свои думы и пытались заглушить боль, чтобы не омрачать праздничного часа. Вот поднялся с места рабочий фабрики имени Кагановича Гольдзак.
— Я не оратор, — сказал он, — да и к чему слова? Ясно, что сидеть и справлять траур сейчас нельзя, вообще сидеть больше нельзя! Надо действовать, чтобы увидеть врага поверженным!
Стиснуты зубы у рабочего завода имени Кирова — Цукера. Слово его кратко. Он знает, он верит:
— Победа будет за нами!
Хаим Цукер, ставший впоследствии специалистом по устройству «малин» в гетто, из какого-то тайника вытащил патефон. И по-новому, как никогда раньше, зазвучали жизнеутверждающие советские боевые песни…
IV. ПЕРВЫЙ ПРОРЫВ СКВОЗЬ ОГРАДУ ГЕТТО
После расстрела в день 7 ноября территория гетто была значительно урезана. Опустевшие квартиры были частично заселены белоруссами, частично — привезенными из Германии евреями. Их называли «гамбургскими», потому что большинство из них было из Гамбурга. Помимо проволочных заграждений и полицейских постов вокруг гетто, проволочные заграждения были теперь устроены внутри самого гетто, чтобы отделить немецких евреев от советских. И минских евреев гитлеровцы пытаются разделить на две части: в одной половине гетто поселить всех специалистов, работников юденрата и охраны порядка, в другой, по ту сторону Юбилейной площади, всех остальных. Последние прекрасно понимали, что они составляют очередную партию обреченных.
Читать дальше