— Иди, — не скрывая досады, сказал старшина Гафурову, — я за тебя кашу раздавать буду? К печке только не подходи, а то сгоришь вместе со штанами.
— Как вы пробрались ко мне? — спросил я, гордясь в душе мужеством этих неутомимых тружеников.
— Как! — сказал старик. — Где по-пластунски, где вприскочку. Кругом стрельба, ничего не поймешь. Спасибо, разведчики выручили. Хорошие ребята!
В самом деле, сегодня эти лентяи показали себя очень хорошими, смелыми ребятами. Всеобщий наступательный порыв увлек их, они весь день были в бою, взяли в плен четырех офицеров, а теперь прикрывали меня с тыла. Не напрасно ли я так резок и груб был с ними? Пришли Макаров с Веселковым. Узнав, что прибыла каша, обрадовались.
— Давай, сейчас пробу снимать будем.
Каша была пшенная, с мясными консервами, и чуть попахивала дымком. Повара начали раздавать ее посыльным из взводов. Все посыльные были в гимнастерках. Макаров, набив полный рот кашей, беспечно сказал:
— А у нас, капитан, полны траншеи немцев. В какой взвод ни придешь, кругом немцы.
— Что это значит? — насторожился я.
— Да ничего, — они с Веселковым переглянулись и захохотали. — Холодно на улице, так солдаты пробрались в тот склад и понадевали немецкие шинели.
— А эти? — кивнул я в сторону посыльных, получавших кашу.
— А они, как войти сюда, в траншее раздеваются. В темноте-то ничего, а на свету вроде и неудобно в таких шинелях.
Вот, значит, почему командиры взводов так туманно отвечали, что им тепло!
— Как взойдет солнце, так мы со всех снимем, — сказал Макаров.
— И с себя в первую очередь, — подсказал Веселков.
Они опять переглянулись с Макаровым и захохотали.
«Черти драповые, — подумал я, глядя на них. — Никогда не унывают!»
XIX
Я вышел из блиндажа. Было тихо. На востоке начало светать, словно там в густую синеву неба подлили зеленовато-белесой краски и она теперь растекалась все шире и шире, гася собою звезды. Я долго стоял в траншее, прислушиваясь к настороженной тишине.
«Молчат, — думал я. — Молчат. Почему они молчат?..»
Где-то переговаривались солдаты:
— У нас шинели не в пример лучше. Эти вроде бы как из тряпки сделаны.
— Сейчас бы после каши в самый раз поспать.
— Он тебе поспит! Опять, гляди, где — не то полезет.
— Вася, у тебя табачку на закруточку не осталось?
— А бумага есть?..
Веселков и Макаров снова ушли в боевые порядки. Немного погодя выбрался из блиндажа и старшина.
— Я, командир, пойду.
— Подожди.
— Дело не ждет.
Пришел офицер-разведчик. Лицо у него было серое, усталое. Видно, он еле держится на ногах. Это был тот самый молодой человек, который уже дважды приходил к нам в овраги.
— Как там, товарищ лейтенант, можно в тыл проползти? — спросил у него старшина.
— Наши трое сейчас ползали, ничего.
— Так я пойду, командир, — решил Лисицын и закричал в блиндаж: — Дементьев, Гафуров, Киселков, Кардончик! Ты гляди, уже спать завалились!
— Спроси у наших ребят, — напутствовал его разведчик, — они покажут, где удобнее проползти.
— Вот что, лейтенант, — сказал я, проводив старшину. — Пришли ко мне связного.
Мы спустились в блиндаж. Лейтенант встал возле печки, вытянул к ней руки и закрыл глаза. Было видно, как сон шатает его.
— Нет, не дело, — сказал он, тряхнув головой. — В сон клонит. Я пойду.
— Иди.
Я связался со взводами. Беспокойство все больше охватывало меня. Может, многим это покажется смешным и нелепым, но я верю в предчувствия. Это, конечно, никакое не суеверие, но если мне становится беспокойно, это уж наверняка, что со мною скоро должно что-то случиться. Так было и на этот раз. Только я вызвал Лемешко, как вмешался Сомов, и доложил, что на него движется четыре танка и цепь пехоты. Об этом сообщили и с КП Веселкова:
— Квадрат тридцать четыре «В». Четыре танка типа «пантера» с пехотой. Батарея в боевой готовности.
Вот как они, стало быть, задумали — в лоб. Я перебросил к Сомову резервные ружья ПТР и разведчиков, охранявших тыл. С тыла немцам ко мне теперь все равно было не подобраться. На улице совсем уже рассвело, и меня видели оттуда, с нашей передовой.
Ударила всю ночь молчавшая артиллерия немцев. Снаряды обрушились враз. Возле блиндажа затряслась, словно в ознобе, земля. Я покосился на потолок: черт их знает, насколько прочно они построили этот блиндаж.
— «Меркурий», я «Орел», — крикнул я в радиотрубку.
— «Меркурий» слушает.
— Квадрат тридцать четыре «В». Танки и пехота.
Читать дальше