Мирча Элиаде - Иван

Он взял еще сигарету, и Илиеску поднес к ней спичку — смиренно, с влажными глазами.

— Вы попадете под трибунал. — Он заговорил неожиданно твердым голосом. — Если мы доберемся до батальона, я немедленно потребую, чтобы вас отдали под трибунал за неподчинение приказу и оскорбление командира.

— На все воля Господня, — обронил Замфир, не решаясь поднять глаза. — Там тоже есть добрые люди, в трибунале. Мы им скажем. Мы что положено делали.

— Скажем, что вы крови много потеряли и что от лихоманки, от жару нас и попросили зарядить вам карабин, потому — не знали, на каком вы свете, с голодухи, со слабости…

Дарий еще раз смерил их взглядом с немой досадой, отбросил сигарету и, резко встав, решительно направился к лейтенанту.

— Что с ними делать, господин лейтенант, они больше не слушают приказов!..

Лейтенант вгляделся в него, будто силясь узнать, пожал плечами и пошел прочь. Дарий бросился за ним, приговаривая на ходу.

— Я же Дарий, господин лейтенант, Дарий Константин из вашего полка. Вы меня хорошо знаете. Мы и этой ночью тоже разговаривали, в поле, когда я расстался с Иваном.

Лейтенант остановился и взглянул на него дружелюбно и все же строго.

— За шесть дней под огнем, Дарий, — с расстановкой проговорил он, подчеркивая каждое слово, — ты мог бы понять, что значит приказ.

— Вот самое трудное для меня место, — снова возник голос Лауры. — «Ты мог бы понять, что значит приказ». Как это трактовать?..

— …Осенняя, одиннадцать, Яссы. Улица Осенняя, дом номер одиннадцать!

Я бессчетное число раз повторил им этот адрес, я боялся, что они не затвердят его, спутают с другими, у них в голове за последние месяцы накопилось уже столько адресов, столько предсмертного шепота! Ведь они были на фронте второй год, их роты истребляли одну за другой, и так до июля, пока из оставшихся в живых не сколотили взвод, которым командовал я и которому тоже предстояло быть уничтоженным за каких-нибудь шесть дней огня, как сказал лейтенант. Яссы. Осенняя, одиннадцать. Номер одиннадцать…

— Барышню зовут Лаура, — Замфир кивал и улыбался. — Будьте покойны, господин студент, мы, ежели попадем в город вперед вас, первым делом — туда. И скажем барышне, что вы в скором времени прибудете, и прибудете с погонами младшего лейтенанта.

— Не надо, — возразил Дарий. — Про погоны не надо. Скажите ей так, как я вас просил.

Он вдруг почувствовал, что силы иссякли, и скосил глаза на покалеченную руку. У него было ощущение, что рана кровоточит, и кровоточит уже давно, что под гимнастеркой накопилась кровь и вот-вот теплыми струйками хлынет на землю.

— Если вы не все запомнили, — сказал он, передохнув, очень тихо, — скажите ей по крайней мере самое главное. Что, хотя мы знакомы только три года, мы знали друг друга от сотворения мира и всегда были счастливы, и будем счастливы, пока не погаснет последняя звезда последней галактики… А теперь самое важное, не упустите. Передайте ей, что липа, наша липа в Яссах, что ее было достаточно. Что та ночь, когда мы стояли под ней, есть и будет нашей ночью на веки веков. Что эта липа никогда не отцветет. Просто не сможет отцвести. Она наша, а все, что наше, все вне времени, все нетленно…

— Передадим, господин студент, — заверил Илиеску, очень острожно обтирая ему влажным платком лоб, лицо, смачивая губы. — Вы только теперь-то отдохните, вон уж звезды, после полуночи нам снова в дорогу…

Их, как всегда, укрывало кукурузное поле. Мелкая, горьковатая, пахнущая гарью пыль висела в воздухе, они говорили шепотом, осмеливаясь повышать голос, лишь когда их заглушала трескотня цикад.

— Уму непостижимо, как они продержались столько дней, — снова вступила Лаура. — Как их проносило между русскими войсками, как им удавалось находить воду и даже водку, чтобы промывать ему рану. И добывать хоть какую-то еду…

— Пересохшую кукурузу, корешки, иной раз сухарь, — с улыбкой перечислял Дарий. — На пятый день — кусок шоколада, Илиеску нашел его в кармане у одного убитого немца. По шоссе проходили конвои с пленными, и было много раненых. Если кто падал, то так и оставался на обочине, пока Бог не приберет или не сжалится какой-нибудь конвоир из следующей колонны, не прекратит его мучения. Илиеску научился, где у них находить полезные вещи: воду, сухари, спички, табак. Только хлеба никогда не было.

— Как они не заблудились! — все удивлялась Лаура. — Как им удалось за столько дней ни разу не попасться на глаза крестьянам. Ведь кукурузу уже начали убирать.