Николай Куликов - Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа

«Дядя Миша» не спал и, лежа на спине, изредка поглядывал на Яковлева. Тот аккуратно сложил листок с текстом шифровки и протянул Спиридонову, который привстал и дотянулся до висевшей на гвозде, вбитом в стену, видавшей виды кепки. Листок он засунул под ее подкладку, повесил кепку обратно на гвоздь и снова прилег, обращаясь к Кроту:

— В сенях на стене висит раскладушка — тащи ее сюда и располагайся на ночлег! Только извиняй, чистых и белоснежных, крахмальных простыней не держим!

На последней фразе Спиридонов даже хохотнул — вроде как пошутил.

— Ничего, мы люди скромные, большевистской властью не избалованные — как говорится, простые советские труженики, — поддержал шутливый тон хозяина Крот.

— Это уж точно, — отозвался Михаил, которому явно не спалось, — всех нас коммунисты подровняли и уравняли, загнали в общий колхоз, будь они прокляты!

Тут Спиридонова словно «прорвало»: путано и бессвязно, перепрыгивая с одного на другое, он начал рассказывать про семью, отца, вспоминать свою юность и заодно проклинать большевиков. Яковлев понимал: его собеседнику необходимо перед кем-то выговориться, излить душу — ведь даже этого он не мог себе позволить среди враждебного окружения. Крот оказался для Михаила вроде «родственной души»: лежа на раскладушке в полной темноте — «керосинку» потушили, — Яковлев молча слушал и размышлял: «Этот Спиридонов живет прошлыми обидами и сводит старые счеты с Советской властью. Только таких, как он или я, — все-таки ничтожное меньшинство. А большинство на фронте, бьют и гонят немцев на Запад: это при том, что у многих тоже свои счеты с большевиками. Так что же — все забыли и простили?! „Родина-мать зовет“? Нет уж, товарищи дорогие, к черту всю эту слюнявую некрасовщину с белыми березками и „милейшими“ мужичками: я по натуре максималист — все или ничего! Или свободная Россия с гордым, достойным народом, или провались все в преисподнюю! Страна, где народ низведен до уровня колхозных рабов, не имеет права на существование — только так! Недаром коммунистический божок Ульянов-Ленин еще в Первую мировую войну выдвинул свой знаменитый лозунг: „Чем хуже, тем лучше!“ И вместе со своими соратниками фактически встал на сторону немцев — те недаром щедро финансировали большевиков, а потом „забросили“ (только не на парашютах, а в „опломбированном“ вагоне) на территорию России целую группу „товарищей“ во главе с „вождем мирового пролетариата“. Дядюшка мой служил при Керенском в специальном бюро Генштаба Русской армии и знал об этих фактах достоверно! Кстати, большевики-ленинцы блестяще выполнили возложенную на них миссию: развалили армию и вывели Россию из войны против Германии. Так что теперь я могу считать себя достойным продолжателем дела Ленина: „Чем хуже, тем лучше!“ Пусть даже немцы наверняка проиграют войну — это их война! Я свою войну против коммунистов проигрывать не собираюсь: все еще впереди, господа большевики!»

В конце концов Спиридонов замолчал. Заснул, а лучше сказать, забылся в тревожной полудреме и Яковлев…

Спали они не больше двух часов: в пять первым проснулся хозяин. Несмотря на свое недавнее опьянение, Михаил сразу встал, надел все те же валенки и пошел в сени — там находился туалет без удобств и висел рукомойник — водопровод пока наладили только в центре города. Яковлев, услышав передвижения хозяина, тут же открыл глаза и посмотрел на слабо светившиеся в темноте фосфоресцирующие стрелки своих наручных часов: начало шестого. Он встал с раскладушки, зажег керосиновую лампу, потом намотал портянки и обул сапоги: спал он не раздеваясь, только укрылся собственной шинелью. Поздоровался со Спиридоновым, который вернулся из прихожей и что-то пробурчал в ответ, — теперь его утренний маршрут повторил Крот, посетив туалет и задержавшись у рукомойника. Когда «дядя Миша» изливал ему душу перед сном, то немного порассказывал и о своем теперешнем житье-бытье: он работал заведующим складом ОРСа железной дороги. Они даже не стали завтракать — Спиридонов торопился на работу.

— Пока темно, надо идти — будет лучше, если тебя никто из соседей не увидит, — заметил он.

— Вот что, Михаил. Я тут вчера справлялся о тебе у одной женщины, соседки твоей — Ниной зовут. Сказал, что привет какой-то должен передать — так, ерунду наболтал. Если она обо мне спросит, скажи: ошибся старлей, не на ту улицу забрел…

— Понял. А Нинку эту я знаю, ничего, аппетитная бабенка — я один раз, было дело, хотел к ней подкатиться!