В. Павлов - Люди легенд. Выпуск первый

Вскоре он ушел, по–прежнему сопровождаемый своим безмолвным солдатом. А еще через час этот офицер, невесть где успевший переодеться в шерстяной свитер и ботинки на толстой подошве, стоял на безлюдном, голом склоне горы в предместье Опчина, напряженно вглядываясь в простиравшуюся внизу панораму города.

Из всего, что делал офицер в гостинице, для него были важны только те несколько минут, что он провел в туалетной комнате: их было достаточно, чтобы оставить там взрывчатку с детонирующим устройством.

Устройство сработало точно. Офицер, явно нервничая, поднес было к глазам часы, и в ту же секунду внизу, в городе, раздался страшной силы взрыв. Облако густого дыма и пыли поднялось над «зольдатен–хаймом».

Оцепив весь квартал, гитлеровцы два дня извлекали трупы из‑под обломков здания и увозили их на воющих санитарных машинах.

А Михайло находился уже далеко, в горах, среди друзей-партизан. У него были не холодноватые, а ласковые, теплые глаза, он умел заразительно хохотать и был скорее застенчив, чем властен.

Через некоторое время Михайло опять превратился в «немецкого офицера» — на этот раз усталого, хмурого капитана, который в окружении двух приятелей, тоже офицеров, в вечерний час зашел в один из триестинских кинотеатров.

Вход в этот кинотеатр был доступен только оккупантам, здесь на экране показывались фильмы, прославляющие мощь гитлеровской военной машины или демонстрирующие нескончаемые вереницы полуголых девиц.

При всей разности тематики эти фильмы преследовали одну цель: поддержать дух фашистских офицеров и солдат, любыми средствами отвлечь их от правды военных сводок, становившихся все безрадостнее и катастрофичнее. Видимо, чтобы развлечься, в кинотеатр забрел и усталый капитан со своими приятелями.

Он просидел в зале всего полсеанса.

— Этот фильм мы видели, — недовольно сказал он товарищам.

И в темноте, под шиканье сидящих пошел к выходу. Товарищи нехотя последовали за ним.

Никто не заметил, что капитан забыл под сиденьем в зале портфель из черной кожи.

Этот портфель не дал досмотреть фильм сотням гитлеровцев…

Обрушившийся потолок, поваленные стены и колонны, стоны умирающих, вопли раненых — вот что представлял собою кинотеатр через двадцать минут после того, как его покинул Михайло…

С редким упорством шел он на новые и новые операции.

Долго, тщательно обдумывая каждую возможную случайность, он готовился к дерзкому нападению на редакцию и типографию фашистской газеты «Ил пикколо».

Эта газета вела разнузданную фашистскую пропаганду, печатала всякие небылицы о положении на русском фронте, запугивала и устрашала население приморских городов и сел.

Михайло проник в помещение редакции газеты. В туалете он оставил пакет со взрывчаткой. А потом…

Взрыв разрушил помещение редакции, вывел из строя типографские машины, а главное, наглядно продемонстрировал населению, что у партизан очень длинные руки: возмездие ждет фашистов везде и всюду, за какими бы бетонированными стенами они ни укрывались.

Михайло снова невредимым ушел в горы.

Гитлеровцы организовали прочес ближних горных сел, и случилось, что Михайло, переодетый под бродячего художника, с этюдником через плечо и в полинявшем берете на голове, оказался задержанным немецким патрулем.

Один шаг отделял его от могилы. Однако, собрав всю свою силу, волю, самообладание, находчивость, Михайло постарался сделать шаг в обратную сторону.

К вечеру он был отпущен гестаповским майором с доверительным уговором, что, бродя по селам в поисках случайного заработка, он приложит все усилия, чтобы опознать и помочь захватить опасного партизанского разведчика… Михайла.

Вот несколько звеньев из длинной цепи тех подвигов, которые были совершены Михайлом…

Мехти родился в Баку, в семье старого коммуниста, участника битв за революцию в Азербайджане. Мать Мехти умерла, его и двух сестер воспитывала тетя, сестра матери.

Мальчик рос, как и все окружающие его сверстники: был барабанщиком в пионерском отряде, неплохо учился в школе, занимался спортом, отлично рисовал.

Это увлечение привело его после окончания школы в художественное училище. Окончив училище, Мехти решил продолжить образование в Ленинграде, в Художественном институте имени Репина. Здесь его постигло первое большое разочарование: поступающих было много, он не прошел по конкурсу. Тем не менее юноша не растерялся и не возвратился домой. Ему с детства легко давались языки, он уже неплохо знал немецкий, а потому и поступил в институт иностранных языков, дав слово продолжать занятия любимой живописью. Он сдержал это слово — в институте иностранных языков он удивлял преподавателей своими поразительными способностями, а крупные мастера живописи, у которых он учился и консультировался, удовлетворенно отмечали своеобразие его дарования, «его свет и цвет», что служило достаточным основанием видеть в нем интересного художника в будущем.