Николай Чебаевский - Страшная Мария

Лишь на самом выезде из деревни Мария вспомнила, зачем она приезжала. Но возвращаться не имело смысла. Да и кому здесь, как можно было рассказывать, что Влас был красным партизаном, если о партизанах в Лапаевке судят на примере таких типов, как Коська и Фроська с муженьком. Нет уж, лучше она приедет, расскажет все людям тогда, когда в Лапаевку придет настоящая Советская власть. А если ей не суждено будет выполнить просьбу Капустина, то передадут людям ее друзья-разведчики.

Вернувшись из Лапаевки, Мария тотчас передала Путилину, что сказал Коська, когда получил его пакет. Можно было ожидать, что коммунар помрачнеет, скажет сурово: это лишний раз подтверждает, что Коська не партизан, а грабитель. Но Путилин просто обрадовался:

— Ну-ну, выкладывай, выкладывай все подробнее! — весело произнес он, вскочив на ноги.

Так уж у него было заведено. Он никогда не выслушивал донесений разведчиков и командиров боевых эскадронов, небрежно развалясь на стуле или в седле. Он стоял, как на смотре. И это невольно подтягивало подчиненных, придавало особое значение тому, что они должны были сказать, заставляло говорить только о главном. Если же приходила с донесением Мария, коммунар сверх того снимал фуражку, взглядом требовал, чтобы и все окружающие сделали то же: этим он подчеркивал, что постоянно чтит память Ивана и других партизан, погибших за революцию.

На этот раз Путилин хотя и вскочил перед Марией, но не был серьезен, как на смотру, а по-приятельски улыбался. И Мария поняла: рад, что вернулась. Знать, серьезно опасался — не переметнулась бы к Коське. Так что же он, проверял ее надежность, посылая с пакетом к Кривопятому, или хотел, чтобы она поближе познакомилась с анархистами? Какие безобразия творятся у Коськи, Путилин знал давно, рассказ Марии не имел для него никакого значения. Он даже весело засмеялся, когда Мария с возмущением сказала, кто ходит у Коськи в комиссарах и начштабах.

— Да ты не смейся! — обиделась Мария. — Ты же не знаешь, какая это тварь — Фроська. А я знаю ее с детства. Я у Борщова жила в прислугах при больной старухе, так Фроська даже жрать не давала мне и била походя.

Путилин сразу оборвал смех, сказал серьезно:

— Ничего, в конце-то концов будут биты все эти паразиты. Крепко биты!

На прощание коммунар тепло пожал Марии руку. И хотя он этого не сказал, было ясно, что теперь он полагается на нее, как на самого себя.

И вскоре Мария вполне заслужила уважение и доверие коммунара.

Из соседнего отряда партизаны получили сведения, что их атаковал есаул Петух. Первую атаку они отбили, но требуется помощь.

Собственно, фамилия есаула была Птицын, но за горластость, задиристость, поминутную готовность влезть в драку все звали его не иначе, как Петухом. И фигурой он смахивал на тощего, обдерганного петуха — худоногий, поджарый, длинношеий. Прозвище было насмешливое, однако к Петуху относились серьезно не только в рядах колчаковцев, но и партизаны. Рубакой он показал себя удалым, в схватки на шашках бросался бесстрашно, всегда впереди своих солдат. И недаром говорят, что смелого пуля боится и штык не берет: шрамов на теле Петух носил много, но тяжелой раны — ни одной. Помогало ему еще и то, что он мог рубить обеими руками: скакал на противника с шашкой в правой руке, а потом мгновенно перекидывал ее в левую и наносил внезапный удар с той стороны, откуда не ждали.

Словом, враг наседал там опасный, и Путилин срочно двинулся на выручку. Переход был большой, в полдень партизаны остановились на привал, чтобы и коням и людям дать передохнуть, попить, поесть.

Расположились на большой луговине у реки. Место удобное со всех точек зрения: вода — рядом, трава — в пояс, и к поляне всего два подхода — с севера и юга. На западе глубокая река, на востоке — непролазная согра. Чтобы не подвергнуться внезапному налету колчаковцев, на дорогах выставили заслоны, на ближнем холме наблюдал за окрестностями дозорный.

Все, кажется, предусмотрел Путилин. Но и Петух не дремал, проявил совсем не петушиную хитрость.

Разведчики снялись с привала раньше других. Обычно они двигались впереди главных сил версты за три — четыре. В случае опасности поднимали тревогу стрельбой, а если обнаруживали крупные силы карателей, которые значительно превосходили партизанские, то немедля возвращались обратно, или в отряд скакал с донесением связной.

Только на войне всего не предусмотришь. Часто события развивались не так, как ожидалось. Разведчики еще не миновали своей заставы, поэтому ехали без опасения. Ванюхой Совриковым овладело даже благодушие.