Лев Самойлов - Пароль — Родина

Жабо рассчитывал сразу же ворваться внутрь здания, но входная дверь оказалась закрытой на железную задвижку изнутри и не поддавалась никаким усилиям. Сорвать ее не удалось. А из окон второго этажа уже раздавались первые ответные выстрелы немецких офицеров. Зазвенели разбитые стекла. Из крайнего окна показался вздрагивающий в огненных вспышках ствол пулемета. Еще секунда-другая, и сбившиеся в кучу бойцы начнут падать под пулями врага.

Выручил «хозяин» здания райисполкома Михаил Гурьянов.

— Разойдись!.. В сторону!.. — во всю силу легких закричал он и, размахнувшись, бросил в дверь одну за другой две гранаты. Дверь разлетелась в щепы. Домашев, Терехов и другие бойцы вбежали в коридоры первого этажа.

Здесь творилось что-то невообразимое. Из всех дверей выбегали гитлеровцы, в мундирах и в белье, с дикими криками они метались по коридорам и лестницам, сталкиваясь друг с другом, стреляли из пистолетов и автоматов. А партизаны, прижавшись к стенам и спрятавшись за поворотами, в темноте, рассекаемой огненными брызгами, простреливали коридор, двери в комнаты и косили всех, кто пытался выскочить наружу.

За одной из дверей забаррикадировалось несколько немецких штабников. Кто-то из партизан, крикнув «Осторожно!», бросил в эту дверь гранату, а затем, поводя дулом автомата из стороны в сторону, разрядил весь диск.

Бойцы группы кинулись по лестнице на второй этаж. Но лестничную клетку заняли несколько немецких офицеров и непрерывно стреляли вниз. Перестрелка продолжалась две-три минуты. Затем, топоча сапогами, офицеры и солдаты стали сбегать по лестнице, прорываясь к двери. Некоторым удалось выскочить, но большинство попадали под пули партизан и сваливались здесь же, загораживая своими телами проходы и ступени лестницы.

В горячке боя Карасев разрядил весь диск автомата. Быстро набросив на шею автомат, он выхватил маузер и с Гурьяновым и несколькими бойцами пробился на площадку второго этажа. Здесь им пришлось залечь, так как большая группа гитлеровцев, находившихся в конце коридора, вела сильный огонь. Однако четыре гранаты и несколько пулеметных очередей, выпущенных Домашевым, сделали свое дело, огонь со стороны немцев прекратился.

И вдруг совершенно неожиданно, неуверенно замигав, вспыхнули электрические лампочки. Кто-то из гитлеровцев, видимо, включил рубильники походной штабной электростанции. От яркого света Карасев невольно зажмурился, а когда раскрыл глаза, заметил, как по лестнице, вытянув длинную руку с пистолетом, пятится немецкий офицер. Карасев вскинул маузер, но раздался только щелчок: кончились патроны.

— Берегись! — крикнул Гурьянов, оказавшийся рядом, и нажал на спусковой крючок карабина.

Но его карабин тоже оказался пустым. Немецкий офицер, воспользовавшись этой невольной паузой, успел несколько раз подряд выстрелить. В тот момент, когда Карасев быстро перезаряжал маузер, разрывная пуля ударила его в кисть правой руки. Он ощутил сильный толчок, что-то горячее обожгло руку, но боли сначала не почувствовал.

Возможно, что гитлеровец успел бы выстрелить еще раз, в упор, но Карасева спас Гурьянов. Выхватив пистолет, он метким выстрелом свалил офицера и бросился дальше, на второй этаж.

Мимо пробежала группа партизан. В коридоре завязался бой. Гитлеровцы отстреливались, а некоторые, вышибая ударом ноги оконные рамы, выпрыгивали со второго этажа на улицу, где попадали под огонь партизан.

Капитан Жабо, заметив ранение Карасева, приказал одному из бойцов отвести старшего лейтенанта на медпункт. Прижимая к груди окровавленную руку, Карасев, пошатываясь и прислоняясь к плечу товарища, дошел до медпункта (он был невдалеке, почти у самой опушки леса) и здесь попал в заботливые руки медицинской сестры Галины Ризо.

А в это время в здании райисполкома продолжалась ожесточенная схватка.

Гурьянов пробивался к своему кабинету, в котором проработал немало лет. Он понимал, что этот кабинет занял какой-нибудь гитлеровский генерал или полковник, и надеялся пристрелить там непрошеного гостя и захватить важные штабные документы. Но из дверей кабинета непрерывно трещали выстрелы, и подойти поближе было невозможно. У Гурьянова остались только две гранаты, и он, ухнув, с размаху бросил их в дверь. Однако вражеский огонь не прекратился. Подоспевший на помощь Гурьянову Жабо одну за другой кинул еще две гранаты. Когда и они взорвались внутри председательского кабинета, выстрелы наконец прекратились.