Юрий Белостоцкий - Прямое попадание

Сказал ровно, своим обычным голосом, словно речь шла о каком-то пустяковом одолжении. Башенин, несколько сбитый с толку этим его спокойствием, сначала оторопело посмотрел ему в самые глаза, словно все еще сомневался, надо ли это делать, потом, выпустив из груди воздух, с обреченным видом, словно его тут же могло ударить током, опустил руку на рукоятку шасси и, огладив ее головку, со вздохом перевел на «выпущено».

Аэродром тем временем, заставив закрывавшие его сопки отступить в стороны, открылся взору почти весь. Облака продолжали закрывать только небольшую часть левой стороны, где сопка была выше и круче правой, — там, словно под защитой этой сопки, облака стояли неприступно, как горный кряж. Остальное все, несмотря на проливной дождь и волнистые пряди тумана, можно было рассмотреть без особого напряжения. Посадочных полос на аэродроме было две — одна к другой под углом в тридцать — сорок градусов. Но не это удивило Башенина, крестообразные аэродромы он видел уже не первый раз, да и этот аэродром хорошо знал по прежним вылетам. Удивило его другое: многие самолеты на аэродроме почему-то стояли совсем близко от летного поля и не в капонирах или под маскировочными сетками, а под открытым небом, как в мирное время. Правда, капониры за этими двумя рядами самолетов, расположенные уже впритык к лесу, тоже не пустовали. Но те, что тянулись вдоль взлетной полосы, стояли без всякой маскировки, словно ни маскировочных средств, ни другого места на аэродроме для них не нашлось. И хотя было Башенину не до того, чтобы заниматься разглядыванием этих самолетов и их подсчетом, невольно отметил про себя: новенькие, и все больше «мессера» да одномоторные «юнкерсы», двухмоторных почти нет. А потом, и было этих самолетов что-то уж слишком много даже для такого большого аэродрома, каким был этот, крестообразный. Это еще раз укрепило Башенина в мысли, что перегнали самолеты сюда, видимо, недавно, может, даже накануне, и рассредоточить еще не успели. И вывод сделал: неспроста, немцы наверняка что-то здесь замышляют. Но что именно — гадать не стал — не его дело, пусть над этим головы ломают в штабах, там своих стратегов полно. И все же это открытие его взволновало, и он, словно теперь уже не собственная жизнь, а это стало для него главным, заскользил взглядом по всему аэродрому в надежде увидеть еще что-нибудь такое, что могло бы подтвердить его догадку. Но больше ничего подозрительного, кроме нескольких автомашин и кучки людей, не увидел. Причем люди, несмотря на дождь, находились не на стоянках возле самолетов, как это бывает иногда на аэродромах даже в нелетные дни, а на самой кромке летного поля, перед первой линией самолетов, и, похоже, чего-то ждали. Не сразу, но Башенин догадался: ждали эти люди их. И от догадки этой у него опять нестерпимо заныло в груди, запокалывало между лопаток, и он уже с открытым беспокойством начал озираться по сторонам, словно и впрямь собирался хвататься за красное кольцо парашюта. Потом, не вытерпев, толкнул локтем в бок Овсянникова:

— Ну что?..

— Погоди, погоди, — был ответ.

Аэродром, теперь уже почти до конца выбравшись из облаков, огромным серым крестом продолжал неумолимо наступать на самолет, готовый вот-вот вползти на курсовую черту в плексигласовом полу кабины. Башенин увидел теперь и сигнальные полотнища, выложенные там, верно, специально для них, чтобы не перепутали, на какую из полос садиться. Причем выглядели эти полотнища а пелене тумана и дождя так же причудливо-зловеще, как и сам крест аэродрома. Крестом же показался Башенину и скальный выступ на сопке слева, куда он безотчетно, а может, чтобы унять предательский тик, вдруг так некстати появившийся на правом веке, перекочевал затем взглядом. И облака, что продолжали висеть над сопкой неподвижно и глухо, как стена, таили в себе так много чего-то бесконечно унылого, что Башенин, уже напрягшийся до предела, поостерегся долго задерживать там взгляд, опять поспешил перевести его на аэродром.

Над аэродромом в этот миг, силясь побороть тусклый свет дождливого дня, вспыхнула красная ракета. Одиноко повисев какое-то время под нижней кромкой облаков, но так и не достигнув ее, ракета беспомощно упала на полосу. За нею еще одна ракета, уже белая, попыталась достичь неба и тоже, притушенная дождем, обессиленно легла на полосу вслед за первой. Потом взлетели еще две, за этими двумя — новые, и Башенин, поняв, что это тоже приглашение на посадку, уже с земли, и игре с «мессершмиттами» приходит конец, начал медленно, но верно обрастать гусиной кожей.