Александр Карелин - Регистан где-то рядом (сборник)

Примечал Саша и разрушенные жилища, школы и тогда лицо его становилось печальным.

У Константина Симонова есть такие строчки: «Чужого горя не бывает. Кто это подтвердить боится, наверно или убивает, или готовится в убийцы». Так вот, этот русский паренек воспринимал чужую беду, как свою. Это ли не величие человеческого духа!

– Вы представляете, – продолжает мой водитель, – что такое Афганистан? Нет, это трудно представить: можно знать и читать про вековую отсталость, про зверства душманов; но когда ты видишь все это своими глазами…

– Много пришлось увидеть? – спросил я Сашу.

– Много. И ребята рассказывали. Не знаю, как я, когда вернусь, маме про все расскажу. Она у меня в школе работает.

Сергей Юрьевич замолчал, снова полистал свои записи. Вздохнул, потом неожиданно улыбнулся:

– Слушай, доктор, а голова меньше стала болеть. Может, стоит закрепить эффект и еще таблеточку принять?

Невский поспешно измерил давление (снизилось немного), кивнул головой. Подполковник опять отправил таблетку в рот, снова посидел с закрытыми глазами.

– А про Саланг вы нам расскажите? – не удержался Невский от вопроса.

– Про «сердце Афганистана»? Конечно, расскажу. Я еще в прошлую командировку в Афганистан (я здесь второй раз, был еще в 81-м) слышал такое рассуждение, что если представить, что Афганистан – это тело человека, то Саланг – это его сердце. И сейчас советские солдаты, в том числе и водители, не дают этому сердцу остановиться. Сейчас немного соберусь с мыслями и продолжу.

– Я уже рассказывал эпизод, когда мы после очередного нападения на колонну потеряли машину с горючим. Мы продолжали путь дальше. Колонна стала вкручиваться по серпантину. Впереди был хребет Гиндукуш и самый высокогорный в мире тоннель под названием Саланг. Чуть поз же я остановлюсь на нем поподробнее, учитывая желание слушателей.

Подполковник Батура слегка улыбнулся и посмотрел на Невского:

– А прошла головная боль! Спасибо тебе, доктор. Да, я, пожалуй, оденусь, просох после баньки.

Он надел полевую форму без знаков различия, комбат последовал его примеру. Сергей Юрьевич с теплотой погладил свою куртку:

– Как не согласиться с Фиделем Кастро, он как-то произнес в одной из многочисленных своих речей: «Военная форма практична, проста, дешева – и никогда не выходит из моды». Мне пришлось служить на Кубе, видел легендарного команданте, что называется, «вживую». Так что, товарищи офицеры, носите с гордостью эту одежду.

Подбежал посыльный из штаба – срочно требовался комбат к телефону. Сан Саныч извинился и поспешно побежал вслед за солдатом.

– Ну, что, будете дальше слушать? – Батура провожал глазами удаляющегося комбата. – Или на этом поставим точку.

– Рассказывайте, – одновременно воскликнули замполит батальона и доктор.

– Хорошо. Я продолжаю. Наши машины упрямо ползли по дороге. Наверное, если посмотреть сверху, наша колонна напоминала гармошку: то растягивалась, то сжималась по команде старшего – командира автороты капитана Евгения Овчинникова, находившегося с рацией в головном «Урале». Остались внизу абрикосовые и гранатовые деревья, реже по обочинам попадался тутовник. И совсем, казалось, рядом белел на вершинах вечный снег.

Я ехал теперь в кабине Виталия Синицы. Веселый и разговорчивый, он, то напевал себе под нос, то рассказывал байки. Причем все в его рассказах происходило просто и обязательно с юмором. Лишь иногда сердито бубнит – в те моменты, когда нечетко получается у него с переключением передач. Первый рейс он совершает на «КамАЗе». Недавно отправил «на пенсию» свой заслуженный, побывавший во многих переделках «Урал» и еще не привык к новой машине.

Наш железный караван из наливных машин взбирается все выше. Моторы гудят надрывно и тяжело. Зато Синица бодро что-то напевает, и я с трудом улавливаю старую мелодию – песню военного детства: «Ордена недаром нам страна вручила…». Где он ее услышал, трудно сказать. Но она как нельзя лучше соответствовала обстановке, настроению. Конечно же, награды выбирают достойных. У меня записаны десятки фамилий награжденных водителей. И этот список, думаю, будет продолжаться.

– А у меня медали нема, – вдруг грустно сказал тогда Синица. – Отслужу, вернусь, а меня спросят: чего ты так плохо служил? А разве плохо? Больше сорока рейсов сделал.

Подъезжая к перевалу Саланг – на полпути до Кабула – видишь: война напоминает о себе здесь чаще – сгоревшими машинами, подбитыми бронетранспортерами, опаленными огнем деревьями на месте жарких схваток. И флагами (алыми советскими, красно-зелеными – афганскими) над маленькими крепостями – боевыми постами дорожной охраны. Мимо этих постов бесконечной чередой, изо дня в день, проплывают и уносятся вдаль автомобильные колонны с грузами. Кажется, Афганистан пересел с ослика на грузовик – устремился в свое будущее.