Мюд Мечев - Портрет героя

Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза Иосиф Сталин».

— Скорее на улицу! — кричит брат.

А люди, стоящие под окнами, начинают обниматься. Бледная женщина плачет, спрятав лицо в ладони. Мама, налив воды, подает стакан в окно.

— Скорее! — торопит брат. — Скорее! А то мы все пропустим!

— Граждане! — слышим мы голос милиционера, стоящего посреди мостовой с винтовкой за плечами. Я узнаю его: это он помог мне тогда позвонить. — Будьте бдительны! Не оставляйте света в окнах! Не оставляйте двери открытыми! — кричит он, приставив ладони рупором к лицу.

— Ну бежим! Бежим же! Все пропустим!

— Подожди! Окна закрыть надо!

И пока мы с мамой закрываем окна, брат бегает в нетерпении кругами по комнате. Наконец мы выходим. Двор полон народа. Мы поднимаем головы вверх: над нами, синея, повисло ночное небо, и я вижу созвездие Кассиопеи. Мерцая в вышине своими шестью звездами, сверкает оно над нашим двором. А когда я начинаю искать чуть западнее квадрат Пегаса, небо, мне кажется, проваливается куда-то и звезды меркнут.

Далекое зарево освещает крыши домов, висящее в небе одинокое облако и поднятые вверх лица людей. Затем это зарево меркнет и становится темнее, чем было. Мы слышим гул артиллерийского залпа. И вслед за ним в высоком небе возникают быстро летящие к зениту, вверх, искрящиеся огненным пунктиром точки. Высоко с небе они разрываются тысячами ракет разного цвета. Красиво изгибаясь, отделяясь друг от друга, они освещают нас, и наш бедный двор, и ямы, и мусор, и наши обшарпанные дома.

— Ур-ра! — кричат и во дворе и на улице. Почти все окна открыты, и в них при вспышках салюта, освещенные разноцветными его отблесками, я вижу худые, счастливые, плачущие лица…

Длинные очереди трассирующих пуль сходятся далеко в небе, и вслед за этой очередью начинается стрельба со всех крыш домов, где стоят зенитные пулеметы. А высоко в небе продолжают взрываться фонтаны сиреневого, зеленого, красного и оранжевого огня! И стрельба из пулеметов, и залпы орудий, и наши крики — все сливается в радостный победный гул и шум!

Я влезаю на крышу нашего крыльца и оказываюсь рядом со Славиком и другими ребятами. Отсюда виднее… Когда вспыхивает следующее зарево, я вижу свой город, освещенный у Крымского моста, у Кремля и в Замоскворечье. Выхваченные на миг этим заревом, возникают купола и колокольни церквей, крыши города. Потом раздается гул залпа, и сразу же вслед за ним город освещается вспышками фейерверка.

— Значит, это победа? — спрашивает брат маму. Они стоят у самого крыльца, и мама держит его за руку.

— Да! — коротко отвечает она.

Гул нового залпа заглушает его следующий вопрос.

Опять вспыхивает фейерверк. Я вижу Робинзона и Феофаниху. Она, глядя вверх, крестится, а он молча смотрит на небо. Я вижу домоуправа и Кац, стоящую рядом с ним, и нашу Дусю — вся в черном стоит она рядом с Джевадом Гасановичем… А неподалеку от них известный профессор-международник растерянно смотрит, как уткнув нос в платок, всхлипывает его зеленая подруга…

И тут я замечаю, что в громадной толпе народа нельзя насчитать и двух здоровых сильных мужчин. Наш двор наполняют старики, женщины, дети и несколько инвалидов, стоящих на костылях…

Сняв фуражку, опираясь на палочку, идет по двору Аркадий Аркадьевич, поддерживаемый Никитой, и на его френче блестит у самого воротничка белый офицерский георгиевский крестик.

Я сползаю с крыши и подхожу к маме. Аркадий Аркадьевич, увидев нас, кланяется.

— Позвольте! — Он берет мамину руку и, склоняясь к ней седой, коротко остриженной головой, произносит: — Поздравляю, мадам! — и целует маме руку.

Мама молчит, высоко подняв голову, но по ее дрожащим плечам я понимаю, что она плачет.

И тут в небе над нашими головами появляется какой-то освещенный предмет. Через мгновение мы видим, что это — освещенный прожекторами, чуть колеблемый ветром громадный портрет Сталина в маршальской форме с погонами. Гирлянды фейерверка, разрываясь, окружают его со всех сторон. Еще несколько залпов… И все умолкает. В темном небе видны, похожие на завитки штопора, дорожки дыма от сгоревших ракет.

— Приходи завтра! — слышу я чей-то хриплый голос, и меня трогают за рукав.

Я оборачиваюсь: нагнув ко мне большую голову с седыми закрученными усами, пахнущий одеколоном Никита снова повторяет свое приглашение:

— Приходи завтра вечером. К дяде Ване. На праздник. Приглашение от нас.

Аркадий Аркадьевич ласково кивает мне.