Роман Кожухаров - Штрафбат под Прохоровкой. Остановить «Тигры» любой ценой!

Вдруг ухнуло где-то за спиной, тоже совсем близко, на краю леса. Что-то серьезное, орудийного калибра, пронеслось по лесу громовой волной, оглушив, спутав и без того сумбурные мысли. Донесся грохот далекого взрыва, потом откуда-то издалека прозвучали ответные выстрелы орудий. Снаряды со свистом разорвались там же, на внешнем окоеме лесного выступа.

Демьян увидел, как от бурого соснового ствола отделился черный силуэт. Немец отходил в сторону опушки. ППШ вздрогнул, выплюнув стальную порцию. Пули веером наискось хлестнули по стволу, из-за которого как-то нелепо словно вытолкнуло фашиста. Крутанувшись на месте, он рухнул вниз, при падении глухо ударившись каской о соседний ствол.

Сразу несколько очередей из разных точек пересеклись над тем местом, где укрылся за основанием старой сосны Гвоздев.

Из глубины по ним ударил пулемет. Теперь сомнений не было: работал «дегтярев». Винтовку слышно не было. Значит, Фома с Артюховым живы. По крайней мере один из них.

Уханье взрывов на той стороне лесного выступа, да еще плюс к тому неожиданная огневая поддержка в лице Демьяна и его товарищей, видимо, внесли серьезные коррективы в действия врага. Автоматчики, рассредоточившиеся по лесу, стали пятиться, и чем чаще грохотало со стороны реки, тем быстрее они это делали.

Неясный шорох раздался позади Гвоздева, и прежде чем тот успел среагировать, рядом возник Фомин.

– Здорово, Демыч! – как ни в чем не бывало произнес он, падая на локти. – Слышь, как лупят… Возле самого леса.

– Похоже, наши. Неужто танки? – неуверенно вслух спросил Гвоздев.

– Вот и я подумал… Одну фашистскую гадину мы подпалили. Видал, как занялась. Чисто скирда сена.

– Твоя работа? – спросил Гвоздев.

– Не… Артюхов, – со вздохом ответил Фомин. – Это Тюхина работа.

В руках у него был ручной «дегтярев», принадлежащий Артюхову.

– Тюха?.. – с тревогой спросил Гвоздев.

– Жив, – пояснил боец. – Ранение в ногу. Идти сам не может. Гранату, гады, кинули. Осколком его… У него индивидуальный пакет был… Перевязку ему сделал. Тюха запасливый… Вода вот закончилась. Водицы бы…

– У нас тоже. Может, у Фаррахова? Трофейную пили, – сказал Гвоздев.

– Это мысль! – оживившись, воскликнул Фомин. – Тут фрицев нащелкать успели. Я Тюхе водицы должен принесть… Обещал ему… Он недалече тут, командир…

Он махнул рукой в направлении, где находился раненый.

– Хорошо, Фома… – кивнул ему вдогонку Демьян. – Не теряйтесь… Если получится, подтягивайтесь к опушке.

– Лады, командир, – кивнул Фома и исчез за соснами.

Демьян стал пробираться вперед, стараясь постепенно смещаться к опушке. Стрельба там усилилась. Как минимум два, нет, больше пулеметов били одновременно, один за другим рванули взрывы гранат. Когда среди деревьев замаячил остов обугленного мотоцикла, вокруг него никого, кроме убитых фашистов, не было. Только теперь Демьян разглядел на правой стороне воротника пятнистой куртки две белые молнии. На левой стороне воротника белело изображение черепа и костей. Такие же были на каске одного из мотоциклистов – того, что горел, – валявшейся поодаль. Эсэсовцы…

Демьян выбрался к самой грунтовке. Он не сразу сообразил, что происходило впереди, на опушке. Несколько темных фигурок, выделявшихся своей грязно-зеленой униформой на черном фоне, бежали по выгоревшему жнивью в сторону колхоза. Их не преследовали. Чуть поодаль, на дороге, стоял танк, развернувшийся в сторону поля. Его спаренный пулемет посылал в спины убегавшим короткие очереди. Это был Т-70. Вот короткая 45-миллиметровая пушка звучно ухнула, заставив вздрогнуть и слегка одернуться назад всю машину. Взрыв, с широким разлетом земляного фонтана взметнулся среди фигурок, разметав их по полю.

С опушки вел огонь пулеметчик. Гвоздев признал в нем Фаррахова. Зарайского не было видно. Вдоль деревьев Демьян добежал до Фарраха. Тот обрадовался появлению старшего группы, хотя практически не выказал эмоций.

– Наша, командир!.. – воскликнул татарин, мотнув головой в сторону машины.

– Вижу! – ответил Гвоздев.

Патроны он решил не тратить. С такого расстояния его ППШ уже был малоэффективен. Тем более что пулеметы Фаррахова, и особенно танковый, свое дело делали грамотно. Один, потом второй, третий силуэт, споткнувшись, оставались лежать на дымящейся глади бывшего пшеничного поля.

Люк машины внезапно откинулся, и оттуда появилась счастливая, перепачканная физиономия в наглухо застегнутом шлемофоне. Танкист, маленький, почернелый, словно чертик из табакерки, выскочил из отверстия люка и, скатившись по корпусу, через долю секунды очутился возле Гвоздева.