Владимир Першанин - Я – бронебойщик. Истребители танков

Я смотрел на комбата со смешанным чувством горечи и злости. Вспоминал, что, будучи лейтенантом, командиром роты, он вел себя куда разумнее и столько не пил. Тогда он трезво оценивал противника и не позволял дурацких выкриков вроде: «С землей смешаем!»

Жизни сотен бойцов, и в том числе моя, зависела от этого человека. Неужели Ступак не придет в себя и будет рваться вперед, очертя голову? Что должно случиться, чтобы он стал прежним, расчетливым и разумным командиром? Филипп Авдеевич Черников, с которым я привык делиться мыслями, покачал головой и сказал:

– Распирает нашего комбата. Его Рекунков подхваливает, чуть ли на свое место прочит. Вот он из колеи и выбился.

– Кто бы его снова туда загнал!

– Жизнь покажет. Она лучше любого мудреца учит.

Прямо о наступлении не объявляли. Такие вещи всегда стараются держать в тайне. Разве скроешь! Немецкие высотные самолеты-разведчики «Фокке-Вульф-190» плавали в безоблачном небе с раннего утра и до темноты, высматривая через сильную оптику наши позиции.

Небольшие разведчики «Хеншель-126», с оранжевыми кокпитами и такой же яркой окантовкой хвоста, нарезали круги на высоте километра, откуда отлично просматривались места сосредоточения войск.

Один долетался. Откуда-то вынырнул стремительный И-16, «ишачок», похожий на удлиненный бочонок. «Хеншель», не принимая боя, кинулся было в облака. «Сталинский сокол» прошил его едва не в упор пушечными и пулеметными очередями. Разваливаясь в воздухе, «хеншель» горящими кусками падал на землю. Из двух человек экипажа успел раскрыть парашют лишь один летчик. Мы бурно приветствовали победу, махали пилотками, кричали.

12 мая, задолго до рассвета, нас подняли, покормили. Вскоре началась сильная артиллерийская подготовка. На запад, в рассветной полутьме, с тяжелым гулом плыли бомбардировщики. Проносились истребители сопровождения.

Началась операция войск всего Юго-Западного фронта и двух армий Южного фронта, именуемая в военных справочниках как «Харьковское сражение».

Прежде чем описать глазами очевидца период с 12 мая и дальше, я хочу немного рассказать о сложившейся обстановке. Если верить нашим военным картам, сплошь испещренными красными и синими стрелами, полосами, означающими обстановку на фронте на тот или другой период, то Харьков находился километрах в сорока от линии фронта.

Операция осуществлялась по инициативе маршала Тимошенко и активной поддержке Хрущева. Семен Костантинович Тимошенко был к тому времени уже прославленным в ходе Гражданской войны полководцем. Его инициативу одобрила Ставка, хотя многие военачальники выступали против. Считали, что сил для этого недостаточно.

Но сорокашестилетний маршал рвался доказать, что его напрасно обвиняли в развале Западного фронта осенью сорок первого года (тогда его спас Жуков), и он способен на успешные масштабные операции.

Планировалось ударами с южного и северного направлений разгромить харьковскую группировку противника, освободить город и создать плацдарм для дальнейшего, еще более мощного наступления.

Операция, хотя в ней участвовали два фронта, более 800 тысяч человек, не менее 1300 танков, скромно именовалась не стратегической, а фронтовой. Замалчивалось точное количество танков, авиации, артиллерии. Причину вы поймете позже, но сил было задействовано много.

Немецкую оборону прорывали танки, а следом штурмовые полки и бригады. Наш полк, как я понял, двигался во втором эшелоне. Запомнилось, что первый батальон на автомашинах ушел вперед, а второй и третий за неимением автотранспорта шагали пешком. Мы наступали с так называемого Барвенковского выступа, который южнее Харькова вдавался километров на семьдесят в глубину немецкой обороны.

Запомнились перепаханные траншеи немецкого переднего края. Сюда обрушился огонь тяжелых гаубиц, минометов, сбросила бомбы наша авиация, а затем прошли танки. Впрочем, слово «прошли» не совсем точно отражает реальную картину. Танки вступили в бой с уцелевшими батареями противника.

Мы насчитали штук шесть сгоревших «тридцатьчетверок», два или три легких БТ-7. Возле поврежденной «тридцатьчетверки» возился экипаж, скрепляя перебитую гусеницу.

Перед траншеями лежало много убитых красноармейцев. Эвакуировали на санитарных повозках раненых. Мой второй номер, Паша Скворцов беззвучно шевелил губами, я понял, что он считает погибших. Сколько он насчитал, я спрашивать не стал.