Николай Томан - На прифронтовой станции

— Фонарь повесили, сволочи, — выругался кочегар Телегин, вглядываясь в небо: — теперь, как днем, бомбить будут.

Сергей медленно добавил пар в цилиндр машины, крепко стиснув рукоятку регуляторного вала. Поезд шел пока по небольшому уклону, за которым следовала десятикилометровая ровная площадка, а за ней начинался крутой подъем пути — самый тяжелый на всем участке дороги от Низовья до Воеводино. Чтобы преодолеть его, нужно было набрать возможно большую скорость и припасти побольше пара.

Сергей посмотрел на манометр. Рабочая стрелка его была у контрольной черты. Давление пара в котле приближалось к пределу. Доронин обернулся к бригаде. Помощник его, Алексей Брежнев, с обнаженной головой, мокрый от пота, регулировал стокером подачу топлива. Кочегар Телегин разгребал уголь в тендере.

Напряженно вглядываясь через окно в насыпь дорожного полотна, Сергей видел убегавшие вперед и растворявшиеся в темноте светлые полоски рельсов, отражавшие своей полированной поверхностью свет луны. Поезд теперь довольно далеко отошел от станции. Когда Доронин обернулся назад, он не различил уже ее строений, заметил только яркие вспышки разрывов зенитных снарядов и пестрые строчки трассирующих пуль. Грохот поезда заглушал звуки выстрелов.

Но вдруг в разных местах к небу поднялись мощные снопы пламени. На фоне их резко выступили контуры станционных зданий, а звуковая волна лишь спустя несколько минут глухо ударила в уши Сергея.

— Бомбят, гады! — воскликнул Брежнев.

Сергей ничего не ответил ему и только отжал до отказа рукоятку регулятора.. Поезд шел теперь на предельной скорости, и дробный стук множества колес его сливался в сплошной грохот.

«Только бы взять подъем, — тревожно думал Сергей, щуря глаза от резкого встречного ветра, — только бы взять подъем!..» Он знал, что его рейсом начались вторые сутки работы по уплотненному графику. Ему очень хотелось ознаменовать их большой трудовой победой.

По возросшим воинским перевозкам, по характеру грузов Доронин давно уже чувствовал, что на фронте готовится что-то очень серьезное. Сергей вспомнил, как год назад пришел он в партийный комитет своего депо с заявлением об отправке его на фронт. Добрый час объяснял ему тогда секретарь парткома, что в такое трудное время Сергей Доронин, лучший машинист станции Воеводино, всего полезней именно здесь, в депо, на ответственном трудовом фронте.

После этого Сергей не заикался больше об отправлении его на фронт. Теперь же старые мысли все чаще стали волновать Сергея. В Воеводино есть ведь машинисты, стахановский труд которых позволил осуществить уплотненный график. В депо Низовье узнал Сергей, что сутки работы по этому графику прошли отлично. Секретарь партийного комитета теперь уже не сможет сказать, что Доронина некем заменить.

По щекам Сергея от резкого встречного ветра текли слезы, но он почти не отрывался от окна, всматриваясь в ночную тьму. Несколько раз путевые обходчики сигнализировали ему фонарями, извещая об исправности пути. Сергей приветливо кивал им головой, хотя вряд ли они видели его в будке паровоза, стремительно несущегося вперед.

На подъеме поезд заметно снизил ход. Сергей, включив песочницу, то и дело подсыпал песок под колеса паровоза для большего сцепления их с рельсами. Он тревожно прислушивался к работе пара в цилиндрах паровой машины. Учащенный ритм ее напоминал теперь дыхание человека, тяжело идущего в гору. Взглянув на манометр, тускло освещенный синей лампочкой, Сергей заметил, как дрогнула стрелка и стала медленно сползать с красной контрольной черты.

— Ничего идем, Сергей Иванович, — с напускной бодростью заметил Брежнев, бросив беглый взгляд на манометр. — Почти не сбавляем скорости.

В тон ему Сергей весело произнес:

— Кормите получше нашего молодца, а уж он не подведет.

— Да уж куда больше! — ответил Брежнев. — Слышишь, как стокер расшумелся?

Хотя стокер работал действительно непрерывно, разбрасывая по топке все новые и новые порции угля, стрелка манометра все-таки продолжала падать. В этом, правда, пока не было ничего особенно страшного, так как подъем всегда съедал запасы пара, но Сергею казалось все же, что давление падает слишком уж быстро.

«А что, если мы застрянем здесь?.. — пронеслась тревожная мысль. — Ведь тогда придется вызывать резервный паровоз и по частям втаскивать застрявший состав на подъем. От этого на участке все движение застопорится...»