Владимир Першанин - Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов

Возможно, они прошли бы мимо, но с холма по немцам открыли огонь. Слишком много ненависти накопилось к ним за три года войны. Лейтенант, командир танкового взвода, потерял двух братьев. Белорус Николай Лагута недавно узнал, что почти вся его семья погибла в оккупации. Имели свои счеты и другие бойцы.

Дали залп три танка, в том числе легкий Т-70 (у четвертого было неисправно орудие). По прорывающейся на запад колонне били несколько пулеметов. Николай Лагута вел огонь из трофейного миномета.

В потрепанном немецком батальоне остался один танк Т-4, полдесятка бронетранспортеров и несколько грузовиков. «Тридцатьчетверка» с поврежденной ходовой частью попала бронебойным снарядом в борт Т-4. Машина задымила, но ответным выстрелом пробила башню нашего танка, и он загорелся.

Группа на холме переоценила свои силы. Рассчитывали, что после нескольких удачных попаданий колонна будет рассеяна и обратится в бегство. Сыграла свою роль не слишком умная пропаганда армейских политических органов, утверждающих, что отступающая немецкая армия слаба духом, а многие части деморализованы.

Однако это было не так. В июле сорок четвертого года вермахт, понесший ряд серьезных поражений, несмотря на мощные удары Красной Армии и открытие союзниками второго фронта, не утратил своих боевых качеств.

Гибкая и одновременно жесткая пропаганда нацистского руководства сумела убедить немецких солдат, что у них нет выбора. Надо драться в полную силу. Русские несут гибель Германии и жестокую азиатскую месть за все то, что успели натворить немцы в Советском Союзе. И хотя в головах многих солдат и командиров вермахта царило смятение, они продолжали воевать организованно и умело.

Легкий Т-70 с его 45-миллиметровой пушкой успел выпустить несколько снарядов. Уже дымившийся Т-4 достал его бронебойной болванкой. Легкий танк с бензиновым двигателем сразу вспыхнул.

«Тридцатьчетверка» с лопнувшим погоном добила Т-4, но отдача после второго выстрела сорвала тяжелую башню с погона, раздавила командира и его помощника.

На дороге, огибающей холм, горели тяжелый Т-4 и один из бронетранспортеров. Остальные обрушили огонь нескольких пулеметов, в том числе крупнокалиберных. Имелись у отступавших и два-три миномета с небольшим запасом мин, которые вели довольно точную стрельбу.

Под прикрытием огня с полсотни немецких солдат перебежками двинулись в атаку. Среди них были остатки роты СС, состоявшей из украинцев и прибалтов. Кроме желания пополнить боеприпасы и найти что-то съестное, ими двигала ненависть. Отступая, они знали, что навсегда покидают землю, ставшую для них чужой. Не было в войсках СС более жестоких и обозленных солдат, чем выходцы из Западной Украины и Прибалтики.

Если земля чужая, то пусть она станет мертвой. Их руками жгли деревни, стреляли пленных в лагерях. Сейчас они твердо решили покончить с кучкой красноармейцев на холме.

Экипажи танков и десяток раненых сопротивлялись упорно, зная, что пощады им не ждать. Они погибали возле перегревшихся от быстрой стрельбы пулеметов, снятых с подбитых машин. Кто-то продолжал отстреливаться из трофейных винтовок и бросать гранаты. Николай Лагута подтащил последний ящик и выпускал мину за миной. Одна из них взорвалась возле бронетранспортера «Бюссинг», искромсав осколками переднее колесо. Техники у отступающих не хватало. Меткое попадание вызвало шквал ругани и стрельбы.

Николая приметили. Его светлые волосы выделялись на фоне закопченного, местами обгоревшего лица.

– Эй, ты, белобрысый! – кричали снизу. – Прекращай, иначе яйца отрежем.

Ящик опустел. У белоруса были прострелены горло и рука, говорить он не мог. Зажимая между коленями трофейные гранаты-«колотушки», одной рукой вывинчивал колпачки, а другой махал, подзывая эсэсовцев ближе. В его хрипении и невнятных фразах можно было вблизи разобрать:

– Идите, жду… Беларусь жгли… здесь, суки, и останетесь.

У него хватило сил бросить три-четыре гранаты. Одна из них хлестнула осколками крепкого широколицего оуновца из-под Ровно.

– Грицко убили! – закричал кто-то.

Поднялась суматошная стрельба. Автоматные очереди добивали последних защитников холма. Пуля угодила Николаю в лицо. Из последних сил сержант выкручивал колпачок из рукоятки гранаты. На него с тоской смотрел раненный в грудь лейтенант-танкист с пистолетом ТТ в руке.

– Кажись, конец, – с усилием произнес он. – Прощай, браток. Дергай свой шнур побыстрее. Я с пистолетом не справлюсь, руки онемели.