Владимир Карпов - За годом год

Она говорила и говорила, пока недовольный Алексей, всхрапнув, не забормотал, повернулся спиной и задышал ровно. Зося закрыла глаза и так же, как Алексей, неожиданно заснула.

Проснулась она от того, что недовольно кряхтел и посапывал Алешка. Не зажигая света, ловко перепеленав сына, Зося взяла его к себе в постель и начала кормить. Тепленький, он лежал рядом, а она слушала, как он чмокал губами.

Вдруг Зосю объял ужас. Ей показалось — что-то, вскрикнув, скатилось с кровати и шлепнулось на пол. Онемев от страха, но не вставая, она скосила глаза, чтобы взглянуть на Алешку. Вытянутая рука, которой она обнимала его, лежала на подушке, — сына на ней не было. "Упал и молчит! Боже мой!" Возле кровати стояла колясочка; падая, он мог стукнуться о ее колеса. "А что, если виском?! Много ли ему надо…" Она вскочила с кровати как ужаленная, нащупала на полу ребенка, подняла его и приложила ухо к груди. Нет, Алешка дышал.

В комнате было темно — окна спальни выходили в сад, за стеклами покачивались голые ветки яблонь. Свет шел только от нерастаявшего снега, кое-где лежавшего на темной земле. Личика сына не было видно, и Зося ничего не могла на нем рассмотреть. Тогда новые страхи охватили ее. Но зажечь электричество Зося не решилась. "А что, если вдруг?.."

Осторожно, чтобы не разбудить ни Алексея, ни ребенка, она опять положила его к себе на подушку и легла сама. Вглядываясь в сына, не смыкала глаз, пока сквозь окна не забрезжил рассвет. Когда же сомнений, что все обошлось благополучно, не могло быть, она попыталась заснуть. Стало хорошо. И это, возможно, потому, что были ночные страхи и что они прошли.

Но сон уже не шел к ней. Она осторожно растолкала Алексея, который с минуту, не понимая, чего от него хотят, моргал веками, стала рассказывать о сыне.

Из ее сбивчивых слов следовало, что тот обязательно должен быть счастливым. Для этого только нужно, чтобы он был здоровым, как можно больше умел все делать и чем-нибудь увлекался.

Алексей смотрел на жену и, заражаясь ее волнением, снова начинал ревновать, сам не зная к чему.

— Может, вставать будем, а? — спросил он наконец, выслушав Зосю. — Наверно, пора уже. У меня сегодня работы невпроворот.

А Вале было не до счастья, хоть прежде она легкомысленно и утверждала, что никто и ничто не помешает ей иметь его целое море.

— Не слишком ли много? — с улыбкой взрослого, который смотрит на ребенка, возражал Лочмель. — В жизни оно лимитировано. Хорошо, что дорога к счастью — тоже уже счастье, Валя…

И действительно, она до этого чувствовала себя почти счастливой, хотя и думала, что самое главное впереди. Но вот горизонт затянуло, и прежнее ощущение уступило место безысходности.

Надо было от многого отрешиться. В этом Валя видела единственный выход. Даже когда Зося сообщила ей, что Василий Петрович оставил семью и опять перешел на квартиру к дяде Сымону, это ничего не изменило: сегодня ушел — завтра вернется. Мало ли таких случаев… Он в самом деле человек минуты и сам не знает, на что решится завтра. Да и вообще все это выглядело противным и оскорбительным.

Но когда Лочмель сообщил ей, что в редакцию поступили корреспонденции, в которых против главного архитектора выдвинуты серьезные обвинения, Валя забеспокоилась.

— Покажите, — после некоторого колебания попросила она.

Лочмель, удрученный, вынул из ящика два конверта и, поскрипывая протезом, подошел к Валиному столу, Потом взял трость, сказал, что ему надо к редактору, и поковылял из комнаты.

Это было похоже на бегство. Валя дрожащими пальцами вынула из конверта бумаги и впилась глазами в отпечатанный на машинке текст. Не дочитав до конца, нетерпеливо перевернула последнюю страницу и посмотрела на подпись — фамилия была незнакомая.

В письме Василий Петрович обвинялся во всех смертных грехах: и в неправильном понимании задач, стоящих перед градостроителями, и в стремлении решать градостроительные проблемы за счет населения, и даже в космополитизме и взяточничестве.

Вторая корреспонденция была более сдержанная. Автор подробно описывал последнее заседание архитектурного совета и делал вывод, что критика там не в почете, воля членов совета скована и все решают капризы главного архитектора. Вспомнилась и давняя Валина статья, на которую Юркевич не ответил. "Видимо, сигналы, подаваемые общественностью, не существуют для таких руководителей…"

И все же это было мало похоже на Василия Петровича. "Шурупов, Шурупов…" — мучительно вспоминала Валя, уверенная, что где-то слышала эту вторую фамилию.