Дом, где живет старшина Николаев, приютился на самом краю городка. Впрочем, совсем неподалеку от казармы, потому как и казарма была не в центре. Маленький одноэтажный домишко, резко контрастирующий и своим размером, и обличьем со всеми остальными строениями — жилыми и служебными. Те — массивные, с узкими окнами и островерхими, под красной черепицей, крышами. Этот — приземистый, с резными наличниками и ставнями, с крылечком, с палисадником, в котором до глубокой осени белыми и розовыми граммофончиками цветут мальвы. В тех — упрощенная угрюмая готика, голый рационализм, в этом — наша крестьянская лукавинка, веселая российская самобытность, отличающая и в то же время делающая в чем-то схожими дома смоленской деревни с ивановской, тульской — с саратовской.
Я долго прохаживался вдоль палисадника с мальвами, не решаясь войти в дом. В казарме, когда отпрашивался у Саши Селезнева на часок, твердо знал, зачем иду к старшине Николаеву. Но подошел к его дому, и вся твердость неожиданно исчезла. В самом деле, с какой стати я должен рассказывать ему о переживаниях Карпухина. Может, он и слушать об этом не захочет. А что, собственно, произошло? Приказал сдать скрипку в комнату для хранения личных вещей? Ну и что? В тумбочке-то действительно, если разобраться, ей не место. Да, но он запретил Маше встречаться с Карпухиным. А кто может ставить под сомнение его отцовское право советовать родной дочери выбирать себе друзей? И потом, как отнесется Генка, когда узнает, с какой миссией я ходил к Ник-Нику?
Шлепаю сапожищами по каменным плитам тротуара, а в дом зайти не решаюсь. На крыльцо вышла Маша. В ситцевом — красный и синий горох на белом поле — домашнем халатике, с волосами, собранными в тугой узел на затылке, она выглядела подростком.
— Здравствуйте, Маша, — поздоровался я, поравнявшись с крыльцом.
— Здравствуйте, — хлопнув ресницами, ответила она. — Но я вас не знаю.
— А я вас знаю. Мне о вас, Маша, Карпухин рассказывал.
— Значит, вы Валерий Климов? Да? — как мне показалось, обрадованно спросила Маша.
— Почему вы так решили?
— Потому что Гена обо мне может рассказывать только Климову.
— Ну вот и познакомились. Очень приятно.
— А мне вдвойне. Гена столько хорошего говорит о вас.
У нее красивые глаза. Большущие голубые глазищи, опушенные длинными, мохнатыми, будто искусственными, ресницами. Брови вразлет. Чуть вздернутый нос. Пухлые щеки. Голос с хрипотцой, но столько в нем милого обаяния…
— Вам не холодно, Маша?
— Холодно. Идемте в дом. Папа будет рад.
— Не думаю.
— Что вы! К нам всегда, если папа дома, по воскресеньям кто-нибудь приходит из роты.
— И Гена приходил?
— Нет, Гена не приходил. Идемте, — повторила она. — У нас гость, папин фронтовой товарищ. Идемте!
Я уже собрался категорически отказаться, как на крыльце появился старшина Николаев.
— С кем это ты, Машенька, заговорилась? А, товарищ Климов, — сказал он. — Ко мне?
— К вам, товарищ гвардии старшина.
— Тогда нечего мою дочь простуживать. Заходите в дом. А тебе одеться бы надо, коли на улицу выходишь, — попенял он Маше, — не весна красна на дворе.
Старшина провел меня в большую комнату. У окна в кресле сидел пожилой мужчина с обвислыми усами и смотрел телевизор. Показывали очередную серию про Лёлека и Болека [2] Популярный цикл передач польского телевидения для дошкольников.
.
— Знакомься, Ярема, с нашей сменой. Ефрейтор Климов, Валерий Иванович, — представил меня старшина своему товарищу. — А это мой фронтовой кореш Ярема Реперович.
— Я вас знаю, — сказал я, пожимая протянутую Реперовичем руку, — и с вашим сыном мы познакомились.
— С Петром?
— Так точно, с Петром.
— Тогда и я тебя знаю, — улыбнулся Реперович. — У Петруся, как вернулся с рыбалки, только и разговору было про тебя и про твоего коллегу… Позабыл, как его зовут…
— Карпухин, — подсказал старшина.
— … про твоего коллегу Карпухина, — заключил фразу Реперович.
— Выкладывайте, зачем пожаловали? — сухо спросил старшина. Упоминание Реперовича о Карпухине ему явно не понравилось, и он решил переменить тему.
Ясно, говорить о Генке не имело смысла.
— Пришел к вам за советом, товарищ гвардии старшина, — быстро нашелся я.
— Слушаю.
— Мы ведь на экскурсию едем? По местам боев?
— Точно так.
— И во Вроцлаве будем?
— Непременно.
— Товарищ гвардии старшина, нельзя нам с Петром Реперовичем встретиться?
Читать дальше