Семен Цвигун - Возмездие

— Ну здравствуй, Иван Петрович. — Семиренко обнял Млынского и трижды расцеловал. — Не ожидал?

— Нет… Здесь никак не думал встретиться…

— А я вот прилетел. Здравствуй, крестница, — обнял Семиренко Ирину Петровну. Затем — Хвата. — Здорово, подполковник.

— Майор, товарищ секретарь… — смутился Хват.

— Подполковник, мне лучше знать. Тем более что я уже не секретарь обкома, а бери, брат, выше…

— Ну да? — сказал Млынский.

— Вот тебе и «ну да»… Здорово, Ерофеич! Живой?

— А что мне сделается.

— Рад снова видеть тебя.

— Я тоже…

Тем временем по трапу самолета спустились высокий подполковник и смуглый майор с узкими медицинскими погонами.

— Подполковник Канин Федор Федорович, — представил Семиренко. — Твой новый заместитель по политической части… Майор Инаури Зураб. Назначен к тебе командиром медсанроты… А тебя, красавица, — Семиренко обнял за плечи Ирину Петровну, — заберу с собой. Хватит, отвоевалась… Тут еще к тебе несколько специалистов. — Семиренко указал Млынскому на группу людей, которые выгружали из самолета какие-то ящики под присмотром Озерова и Шумского.

Последним по трапу сошел высокий подтянутый человек в офицерской шинели без погон и в шапке-ушанке.

Четко подошел к Млынскому; щелкнув каблуками, отдал честь и доложил по-немецки:

— Инженер-подполковник Фридрих фон Бютцов. Прибыл в ваше распоряжение.

Ерофеев толкнул в бок Хвата.

— Так это ж… старый знакомец! Ах мать его за ногу! Харю наел на казенных харчах, сразу и не узнаешь.

Млынский протянул Бютцову руку.

— Я рад, что вы так четко определили свое место в борьбе с фашизмом.

— Я тоже рад нашей встрече, господин полковник. Я много думал о наших с вами беседах тогда, зимой…

— Тьфу, черт! — сплюнул в сердцах Ерофеев. — Может, они еще целоваться будут?

— Тихо, старик! — одернул его Хват.

— Что — тихо? Видал небось, как они с нашими пленными! А этот — как с парада, сука недобитая.

— Ерофеев! — позвал Млынский. — Проводи гостей и позаботься, чтобы их разместили как следует и накормили… Ты что?

— Слушаюсь… — глухо сказал Ерофеев и кивнул вновь прибывшим: — Пошли…

Семиренко усмехнулся, глядя им вслед:

— Бурчит старик?

— Кипит как самовар, — улыбнулся Млынский.

— Не может привыкнуть к виду живого немца, — сказал Хват.

— А придется, — серьезно сказал Семиренко и обернулся к Канину. — Это твоя забота, замполит. Священная ненависть нашего народа к фашистским захватчикам не должна быть слепой. Помните, что сказал Верховный: гитлеры приходят и уходят, а народ Германии остается…

Лукьянов подводит верховых лошадей.

— Не разучился еще? — с улыбкой спрашивает Семиренко Млынский.

Тот засмеялся и лихо вскочил в седло.

На пологом склоне, как в амфитеатре, прямо на осенней траве сидят командиры Особого отряда и партизанских соединений. За столом президиума — Семиренко, Млынский, Канин и представитель чехословацкого партизанского движения.

— Да, гитлеровцы приходят и уходят, а народ Германии остается, — говорит Семиренко. — Это надо помнить, товарищи, и разъяснять бойцам и партизанам… Сейчас, на последнем этапе войны, на пороге мира, как никогда, необходимо сплочение всех антифашистских сил Европы, чтобы исключить всякую, даже самую малую возможность возрождения фашизма и новой войны! Разрешите от имени Центрального Комитета нашей партии, от имени Центрального штаба партизанского движения передать вам, товарищи командиры Красной Армии и братья партизаны, пламенный привет и пожелания дальнейших успехов в борьбе с заклятым врагом всего человечества — с фашизмом! Да здравствует солидарность трудящихся всех стран! Да здравствует победа! Ура!

Все встали и зааплодировали. Дружное «ура» прокатилось над поляной и эхом отдалось в горах и ущельях…

В домике — штабе отряда тесно и шумно.

За столом на почетном месте сидят Млынский и Ирина Петровна, рядом — Семиренко. Возле Млынского — свободное место, на столе — оловянная кружка, накрытая ломтем хлеба с кусочком сала, это место Алиева… Дальше сидят подполковник Канин, подполковник Хват, представитель штаба чехословацких партизан, Озеров, Шумский, Катя Ярцева… Здесь же — новый доктор, май-op Инаури, и два прибывших из Москвы офицера. У многих на груди — новенькие награды.

Встает Семиренко.

— Товарищи! Предлагаю первую чарку выпить за тех, кого нет с нами, — за наших товарищей.

Все встали. Взгляды устремлены на кружку, накрытую ломтем хлеба.