Владимир Богомолов - Момент истины

– Посмотри, что с ними! – приказал он Таманцеву, стараясь разглядеть лежавших в нескольких метрах от него помощника коменданта и бритоголового «капитана».

С помощником коменданта все было ясно: он лежал лицом вверх, и еще раньше, только подбежав сюда, Таманцев увидел его уставленные в одну точку, прямо на солнце остекленелые глаза.

Не выпуская из рук вещмешка, Таманцев подскочил к бритоголовому и, заметив у него за ухом крохотную ранку, ухватил его за плечо, повернул и, увидев вместо правого глаза зияющее выходное отверстие, из которого на траву вытекала черная кровь, вскинул голову.

– Холодные… Оба… – отпустив плечо «капитана», сказал он вполголоса, приложив при этом ладонь ко рту и оборотясь спиной к «лейтенанту» (чтобы тот не услышал), и посмотрел на Блинова.

– Как же так? – проговорил Алехин.

Присев на корточки, Блинов поспешно бинтовал ногу амбалу. Он расслышал слова Таманцева и все понял.

«Это я!.. Я его убил!.. Что я наделал!..» – с ужасом подумал Андрей, жар ударил ему в голову, оторопелый – стрелял-то ведь в плечо! – он покачнулся и, потеряв равновесие, нелепо упал.

– Что с вами? – удивленно спросил старшина.

– Вот она!!! «Телефункен»! – точно сквозь сон услышал Андрей торжествующие возгласы и, уже поднимаясь, увидел в руках у Таманцева вытащенный из вещмешка поблескивающий никелем и эбонитом радиопередатчик.

– Посмотри поясницу… – говорил Алехин, морщась от крика Таманцева. – Посмотри поясницу у «капитана»…

Поставив рацию на вещмешок, Таманцев взрезал ножом брюки на спине у бритоголового, отвернул края в стороны и, взглянув, сообщил:

– На пояснице… вправо от позвоночника два круглых шрамика… Вроде как от фурункулов.

– Женя, это Мищенко… – сказал Алехин. – Запомните, это Мищенко…

Таманцева трудно было чем-либо удивить, но какие-то секунды он смотрел, лихорадочно осмысливая, и не верил. Вспомнив ориентировки и особые приметы, он живо перевернул «капитана» на спину, с силой разжал ему челюсти, заглянул в глубину рта, увидел на верхней короткий металлический мостик, потрогал зачем-то его пальцем и, вытирая руку о голенище своего сапога, подтвердил:

– Мищенко…

Малыш свалил Мищенко! Фантастика! Стажер-несмышленыш свалил легендарного Мищенко, который за двадцать лет более пятидесяти раз перебрасывался на советскую территорию, которого два десятилетия ловили на Дальнем Востоке и западных границах, ловили на всех фронтах, но даже во время чрезвычайного розыска не смогли поймать. Свалил одним выстрелом, разумеется ничуть того не желая. И теперь страшно переживает. Хотя ему ничего не будет – да Эн Фэ пальцем его тронуть никому не даст! И не потому, что он стажер. И не потому, что генерал сказал – взять живым хоть одного, а взяли двоих. Просто особый случай. Формально это даже его долг. Убить объявленного вне закона – право и обязанность каждого советского человека. Можно было бы его ободрить, пояснить, но ничего, пусть немного помучается. Пусть прочувствует, что лепить надо теплыми, а убить – любой дурак в состоянии. Это тебе не на передовой и не в сорок первом году!

А Паша – мозга! Гений! Спустя год… за какой-то десяток минут прокачать Мищенко – невероятно!

– Чего нам запоминать? Сами доложите! – вытаскивая индивидуальный пакет, недовольно крикнул Алехину Таманцев; ему не понравилось, буквально резануло уши: «Запомните – это Мищенко». Паша что – собрался умирать?… – Я вас перевяжу! – настойчиво предложил он.

– Нет! – решительно отказался Алехин и полушепотом добавил: – Сначала…

Таманцев спрятал пакет, внутренне настраиваясь «бутафорить», опустил голову, расслабленно-спокойный подошел к Аникушину, посмотрел и, словно только теперь обнаружив, что тот мертв, в сильнейшем волнении, как бы еще не веря, вскричал:

– Васька?! Ваську убили?!

Он повернулся к лежащим на траве агентам, кинул лихорадочный взгляд на одного, затем на другого и, как бы все вдруг поняв, с лицом, искаженным отчаянием и яростью, уставил палец на «лейтенанта».

– Ты!!! Ты его убил!..

– Нет!.. Я не убивал! Не убивал! Это не я! – энергично запротестовал «лейтенант».

– Ты!!! Он убил Ваську! Он убил моего лучшего друга!!! – оглядываясь и как бы призывая в свидетели Блинова, старшину и Алехина, истерично закричал Таманцев и в совершенном отчаянии замотал головой: – Я жить не буду!!! – Обеими руками он ухватил ворот своей расстегнутой наверху гимнастерки и, рванув, разодрал ее до пояса, обнажив широкую крепкую грудь, сплошь расписанную синими разводами морской татуировки. – Паскуда! Я прикончу его как падаль!!!