Сергей Михеенков - В бой идут одни штрафники

— Я ж сказал тебе, мудак, — держи! — ругался Полозов. — Сейчас бы взводный уже представление писал на реабилитацию! Где она теперь, наша реабилитация? Улетела! Эх ты, мудила грешный!

— Да я ж держал! — прорвало наконец и терпеливого напарника. — Стрелял бы лучше, тогда и не улетела бы наша справка об освобождении.

На опушке редко хлопала зенитка. Несколько мелких бомб почти одновременно, с большим недолетом разорвались возле нее. Истребители сделали вираж и снова выстроились для атаки. Ни огонь зенитки, ни стрельба бронебойщиков не причинили им вреда. Похоже, «мессершмитты» решили дать решительный бой и для того, чтобы обезопасить себя от огня с земли. Две другие пары тем временем атаковали Ил-4. Бомбардировщик огрызался длинными очередями. Летел он медленно. Видимо, действительно был поврежден. «Мессершмитты» крутились, как волки вокруг раненого и выбившегося из сил лося. То и дело в сторону бомбардировщика вытягивались трассы, почти задевая корпус и плоскости. Но вот четверка «мессершмиттов» отскочила и начала набирать высоту, на ходу перестраиваясь. К ним потянула и пара, выполнявшая противозенитный маневр.

Только теперь наблюдавшие с земли заметили еще одну шестерку истребителей. Шли они со стороны солнца и, пользуясь преимуществом высоты, мгновенно атаковали.

— Ванька, заряжай!

— Хватит, Филат, а то по своим попадем. — Второй номер стоял на коленях с тяжелой обоймой в руках, держась за открытую коробку магазина. — По немцам ты промазал, а по своим врежешь точно. Тогда нам с тобой еще по «трехе» штрафной накинут. Или — на полную катушку!

— Заряжай, говорю!

— Отставить, Полозов, — сказал Воронцов.

Бомбардировщик, оставляя за собой тонкую ветвистую струйку дыма, ушел за верхушки берез. Бойцы провожали его хмурыми взглядами: недалеко ему лететь, да и прыгать с парашютами с такой высоты дело безнадежное. А вверху клубком крутились «мессершмитты» и «лавочкины». Зенитка тоже замолчала. От нее в лес понесли то ли убитого, то ли раненого зенитчика.

Дорожка крупнокалиберных пуль пробежала в трех метрах от свежего бруствера траншеи. Бойцы тут же сжались в ячейках. Некоторые начали надевать каски. Одни материли летчиков, другие смеялись, третьи лихорадочно подкапывали боковые ниши, выбрасывая под ноги влажный песок. Но были и такие, кто курил, поглядывая в небо и наслаждаясь минутой отдыха от надоевшего рытья земли и нудных разговоров соседей, особенно тех, кто считал, что в штрафную попал ни за что, по ошибке.

Воронцов достал бинокль.

— Ну что там, лейтенант? — спросил сержант Численко. — Чья берет?

Трассы вспыхивали и, не находя цели, отлетали в стороны.

Еще три «ила» тяжело протащились по небу и исчезли за березами. А истребители все кувыркались под самым солнцем, швырялись огнем. Еще несколько раз пули молотили сухую землю, и люди внизу прижимались к стенкам свежих ячеек. Они стискивали зубы и молили бога, чтобы очередь пронесло мимо, потому что в окопе, в этом, казалось бы, надежном, годном для укрытия ото всех напастей сооружении, от пуль, летящих с неба, спрятаться практически нельзя.

Развязка наступила так же неожиданно. Один из истребителей, не удерживая траекторию, вдруг вывалился из круга и начал терять высоту. Наконец он выбросил сизый шлейф, который быстро менял цвет, становясь бурым и густым.

— Ну, кто там? Лейтенант?

— Кресты! Немец! — закричали сразу несколько бойцов.

— Наши ганса завалили!

Зенитчики тоже махали руками.

В какой-то миг от падающего самолета, который уже срывался в стремительный штопор, отделилась, сверкнула на солнце длинная белая паутина.

— Лейтенант! Смотри! Парашют!

— К нам сносит!

Подбежал ротный, указал рукой в ту сторону, куда смотрели все. На фоне ослепительной голубизны неба парашют виднелся отчетливо.

— Воронцов, бери отделение и дуй за ним. Летчика надо найти.

Воронцов еще раз взглянул в небо, где распадался рычащий моторами и пулеметами клубок. Самолеты разошлись, снова выстроились парами. Одни ушли на северо-запад, другие на северо-восток.

Пуля ударилась в стальной шлем стрелка, сидевшего на уступе артиллерийского окопа, и взмыла вверх. На шлеме она оставила всего отметину. Однако артиллерист кувырком полетел на дно окопа и некоторое время лежал там, раскинув руки и бессмысленным взглядом глядя в небо, будто стараясь вобрать в себя всю его синь. А пуля, отрекошетив, уже неслась высоко над землей. Сверху она видела, что все дороги на многие километры вокруг пусты. Русские хитры. С наступлением дня они прекращают всякое движение. Их колонны, сворачивая с большаков и проселков, тут же растворяются в лесах. И там, под покровом деревьев, продолжают свою деятельность. Отрывают траншеи на заранее размеченных участках, закапывают орудия, реактивные установки. Маскируют танки и самоходки. И все это на десятки километров в глубину от линии фронта. Такой глубокой и мощной обороны здесь, на Восточном фронте, еще никогда не строили. Ни русские, ни немцы. Такие приготовления наводили на мысль о подготовке к сражению решающего характера.