Иван Поздняков - Пока бьется сердце

— Не буду бояться. Куст шумит, снег шумит — думал, немцы. Теперь не боюсь.

— Верю тебе, Тилла. Верю, что хорошим солдатом будешь. До свиданья, Тилла. Давай руку.

В эту ночь мы побывали во всех ротах. Кармелицкий беседовал с бойцами и командирами, выслушивал претензии. Их было немало: пришла смазка для оружия, непригодная к использованию в сильные морозы, задержана выдача обогревательных пакетов, вот уже третий день, как нет почты.

Побеседовал майор Кармелицкий и с командиром Тиллы Матьякубова. Командир полка узнал от лейтенанта, что Матьякубов владеет пулеметом виртуозно, стреляет исключительно метко.

— Все это хорошо, лейтенант, — сказал Кармелицкий. — Плохо то, что Матьякубова вы оставили одного в окопе. Сами посудите: человек он не обстрелянный, остался один, вот и мерещится солдату черт знает что. Ошибку надо исправить. Пошлите к Матьякубову бывалого вояку. Пусть они с недельку вместе подержатся. За это время молодой пулеметчик обвыкнется, войдет, как говорится, в колею фронтовой жизни.

— Слушаюсь, товарищ командир.

На командном пункте полка, куда мы вернулись перед рассветом, Кармелицкаму доложили, что погиб командир минометной роты старший лейтенант Буров. Обстоятельства гибели самые нелепые. В нетрезвом виде старший лейтенант Буров сам начал вести стрельбу из миномета и одну мину послал в ствол не стабилизатором, а, наоборот, носовой частью. Произошел взрыв, вместе с Буровым погиб и расчет миномета.

Сообщение об этой смерти вывело Кармелицкого из себя.

— Какая дикость! Ведь это не единственный случай, когда через водку люди расплачиваются кровью. Буров! Золотой, смелый, умный командир, а вот погиб позорно.

Повернулся к начальнику штаба полка и приказал:

— Заготовьте приказ, строгий, жестокий приказ. Впредь, если я замечу кого-нибудь пьяным, буду отдавать под суд. Не посмотрю ни на какие заслуги…

Начальник штаба вышел. Кармелицкий разделся. На простой хлопчатобумажной гимнастерке сверкнули боевые ордена. И невольно припомнились деревня на берегу Волховца, ночь в окопах, сидящий на корточках политрук Кармелицкий, рассматривающий при свете карманного фонаря новенький орден на груди Василия Блинова…

Командир полка достал из-под стола термос.

— Побалуемся что ли чайком?

Кармелицкий пьет большими глотками. Смотрю на его лицо и только теперь замечаю на нем страшную усталость. Осунулся, похудел новый командир полка.

— Тяжело вам, товарищ майор!

— Ты думаешь, когда комиссарил, было легче? Григорий Розан правильно сказал, что война — не мать.

— И Николай Медведев неплохо сказал.

Кармелицкий вскинул густые, лохматые брови.

— Это когда он меня уговаривал, чтобы я по окопам не прогуливался?

— Что ж, он прав. И сказал он, любя вас.

— Я понимаю его. Только вот воспользоваться его советом не могу. Не положено мне отсиживаться на командном пункте, за шкуру свою дрожать. Если не буду с людьми, в самой их гуще — грош мне цена, как командиру. Война есть война. На ней гибнут не только солдаты.

— Но все-таки можно действовать осторожнее.

— Ты разве так действуешь?

— Я газетчик. Погибну — не велика беда.

— Глупость говоришь. А я вот люблю газетчиков. Скажу о твоем бывшем редакторе Голубеве. По душе он мне. Пришел как-то в полк и требует героев. Я и говорю, что сейчас вызовем их на КП, и бросился было к телефону. Ох, и обозлился же он! Прямо дружба врозь. Надулся, вспыхнул весь и отвечает, что намерен разговаривать с людьми прямо на переднем крае, в той обстановке, в которой они воюют и живут. Целый день ходил с ним по окопам. В одном месте чуть было не накрыло: снаряд рядом разорвался. Отделались легким испугом. Думал, после этого у Голубева исчезнет всякая охота от окопа к окопу по-пластунски перебираться. Не тут-то было! Отряхнулся от земли и снега и кричит ошалело: ползем дальше. А сам смеется. Вот это газетчик! И пишет здорово. О бойцах наших надо хорошо, с душой рассказывать. Ты вот обязательно о Беркуте и Медведеве напиши. Крепко воюют хлопцы. Вчера Беркут из своего пулемета до двадцати фашистов уложил. В конце боя пулемет заело. С гранатами бросился на врага. Я в бинокль наблюдал. В полный рост встал и давай бросать одну гранату за другой. Шапка в ногах валяется, ветер рыжие волосы раздувает, красив, дьявол. Рядом — Медведев, низенький, щуплый. Кажется, щелчком пришибешь, а держится не хуже друга своего.

Снова вошел начальник штаба.

— Товарищ командир, из дивизии только что запрашивали, где мы предполагаем разместить танки, чтобы их заранее не обнаружили с воздуха.