Иван Поздняков - Пока бьется сердце

В редакции мы находимся мало. Все время в полках. Возвратишься под вечер и до полуночи, а то и до третьих петухов — петухи в нашей деревне есть — пишешь о людях, боях. Потом короткий сан, завтрак, и опять на попутных подводах, но чаще пешком направляешься на передовые позиции, туда, где рвутся снаряды, где не дремлют немецкие снайперы, туда, где люди воюют, мечтают о будущем, умирают.

Во всем чувствуется приближение весны. В начале февраля бесились вьюги, неистовствовали метели. Когда они стихали, начинал падать снег. Он шел иногда целыми сутками. Дороги исчезли, намело огромные сугробы. Все были брошены на расчистку дорог.

В конце февраля наступило затишье. Морозы не те. Снег стал рыхлым. Как-то по-иному зашумели леса — весело и буйно. Пахнет смолой и кислой хвоей. В морозы мы не ощущали этих запахов. Значит, скоро весна. Всякая перемена на фронте радует человека.

Иду в родной полк, в свою роту.

Широкая тропа вьется между деревьями. Здесь знаком каждый поворот, каждая сосна. Где-то совсем близко раздаются винтовочные выстрелы, время от времени рвутся мины.

Лес кончается. Впереди — ровное поле. Вот и наши позиции, а дальше, в мутной пелене, различимы окопы врага.

Давно я не был в своей роте, в нашем блиндаже.

Товарищи встречают шумно.

— Здорово, дивизионное начальство!

— Он к санбатским девчонкам пристрастился и друзей позабыл.

— Да, может, ты проштрафился и опять в роту? Тогда милости просим…

— Шутки в сторону! — кричит Степан Беркут. — Угомонитесь. Дайте человеку передохнуть. Садись, Климов. Расскажи, что там на белом свете деется. Ты же газеты читаешь, по телефону разговариваешь и чай каждый день пьешь. Говори, бывал ли в гостях у Рузвельта, о чем вел речь с Черчиллем? Расскажи, как там в Нью-Йорке мамзели возле небоскребов прогуливаются под ручку с офицерами. Поведай нам, скоро ли эти сукины дети, наши союзники, по-настоящему станут воевать. Может быть, всю войну будут откупаться свиной тушенкой? В печенках эта тушенка сидит, один запах ее на рвоту тянет.

Тут же сообщает:

— У нас сегодня праздник: Максим Афанасьев орден пошел получать.

— А ты почему отстаешь? — спрашиваю Степана.

— Ты отстаешь, Климов! Смотри!..

Беркут отворачивает борт фуфайки. На гимнастерке Степана поблескивает медаль «За отвагу».

— Тогда поздравляю!

— Поздновато, дружище! Водочки нет, нечем угостить.

— Обойдемся и без хмельного.

— Тогда чайком побалуемся. Правда, заварка самодельная: жженые сухари, но, говорят, для живота штука полезная.

Усаживаемся вокруг стола. Обжигаясь, прихлебываем из алюминиевых кружек густой, темный напиток. Пьем вприкуску, экономя сахар.

Мирно льется беседа.

— Письма от Блинова получаешь? — спрашивает Степан Беркут.

— Прислал одно.

— Как он там?

— По роте скучает. Скоро здесь будет.

— Вот бы его на наш взвод. Парень боевой, головастый.

— Не здесь, так в другом месте командовать будет.

Степан Беркут подсаживается ко мне.

— Помнишь, как я тебя и Блинова разбудил ночью? Тогда я о новом командире роты догадки разные строил. И вышло по-моему. Оказался и впрямь с характером, с особой задоринкой. На третий же день он пошел охотиться на немецкого снайпера, который нам дышать не давал. Пошел Поляков с простой винтовкой. Оборудовал ночью на нейтральной полосе окоп, и утром началась у него дуэль с немцем. Немец хитер, но и старшего лейтенанта Полякова голыми руками не возьмешь. Весь день, до самого вечера, не давали друг другу головы поднять. Оба они были на нейтральной полосе. Переволновались мы тогда за Полякова, думали, что совсем окочурится: ведь он в одной шинелишке и маскхалате ушел на охоту. А морозище был отменный. И все-таки наш комроты одолел: наповал уложил немца. Фашисты взбесились. По месту, где залег Поляков, ударило несколько батарей. Но все обошлось хорошо. Целым и невредимым приполз к нам командир роты. Лицо почернело, осунулось, губы запеклись. Сам еле языком ворочает: замерз до полусмерти. Шинель-то на спине разнесена в клочья пулями немца. Отогрели мы в бане своего командира, и в этот же вечер он сказал нам: теперь, товарищи красноармейцы, давайте постигать снайперское искусство. Сейчас многие учатся. Есть уже и снайперские винтовки.

С улицы доносятся шаги. Шуршит плащ-палатка, которой завешен вход в блиндаж. Входят двое. Впереди боец с вещмешком за плечами, позади — командир роты.

— Принимайте пополнение, товарищи!

Окидываем взглядами новичка.