Иван Поздняков - Пока бьется сердце

Но не дай бог проехать по такой дороге в кузове автомашины или на армейской двуколке. Тебя так растрясет, так перевернет все твои внутренности, что ты согласишься идти пешком хоть на край света.

На нашем участке фронта — затишье. В атаки не ходим. Не атакуют и немцы. Но мы знаем, что в эти дни на других фронтах, и особенно на подступах к Москве, идут жестокие бои. Гитлеровцы уверяют весь мир, что они покончат с Россией до наступления зимы.

Все реже и реже слышатся в блиндажах и землянках шутки и смех.

Каждый из нас думает о судьбах Родины. Каждый из нас острее и глубже понимает сейчас, на что замахнулся враг, какую цель преследуют фашисты.

Наши будни ничем не примечательны.

Обеды на передний край доставляются исправно. Чаще всего это пшенный суп-кондер, на второе — перловая каша, получившая кличку «броня». Вместо хлеба — сухари. Все приготовлено из концентратов. Сушеная капуста, сушеный картофель, сушеная морковь — вот что идет в пищу. Но мы не виним хозяйственников. Знаем, что дороги размыты.

У многих появляются симптомы цинги: зубы шатаются, десны покрыты белым налетом и кровоточат. Врачи советуют пить хвойный настой. Он горек, вонюч, и пьем его через силу. Ведь нужно жить и драться. Настой все-таки помогает. Теперь врачам не надо уговаривать нас. Мы сами запасаемся им, его найдешь в каждой землянке.

Роты по очереди ходят в боевое охранение. Здесь уже надо быть осторожным. Если будешь пренебрегать опасностью, станешь жертвой немецкого снайпера или наугад пущенной пулеметной очереди.

Сон в тесных сырых землянках на линии боевого охранения не приносит бодрости. К утру воздух в землянке делается удушливым, смердящим. Просыпаемся с больной головой и позывами тошноты. Во рту появляется горьковатый привкус.

Выползаем по утрам из землянок ошалелые, притихшие, с пожелтевшими лицами. Долго глотаем свежий воздух, подставляем лица под колючие струи дождя, чтобы освежиться, прогнать из тела сонную одурь, прийти в себя. Постепенно сердце начинает умерять свой бег, тошнота исчезает.

Новый день приносит новые заботы и хлопоты. Опять укрепляем профиль траншей и ходов сообщений, залечиваем увечья, которые принес обороне дождь. Роем новые окопы, возводим новые землянки: за ночь несколько из них пришло в полную негодность, некоторые обвалились.

Так проходят дни…

Дождь все льет и льет. Ветер гонит по небу грязные тучи. Они ползут совсем низко, чуть не задевая верхушки сосен.

Все погружено в неопределенный свинцово-желтый цвет. Утро не отличишь от полдня, а полдень от вечерних сумерек.

Зима приходит неожиданно.

Выходим утром из землянок и не нарадуемся перемене. Снег спрятал под собой все, чем насорила вокруг война: груды порожних консервных банок, обрубки досок и бревен, оставшихся после строительства землянок, кучи соломы, которой мы обзавелись, чтобы менять подстилку солдатского ложа.

Лес стоит, не шелохнется. Ветки елок гнутся под снежными пластами, сосны с головой оделись в зимний наряд. На ветке ближайшей к нам ольхи скачет красногрудый снегирь. Вот он замер, наклонил голову набок, смотрит на нас озорным глазом-бусинкой и словно говорит: «А ведь хорошо сегодня, товарищи бойцы!»

В воздухе кувыркаются легкие снежинки. Они падают на лицо, щекочут переносицу.

Вечером к нам приходит Кармелицкий. Ему присвоено звание старшего политрука.

— Товарищи, хорошая весть! — сообщает он. — Наши войска под Москвой перешли в наступление.

Лица светлеют.

— Вот она, победа! — кричит Степан Беркут. — Так их, стервецов, так их!

Огромные веснушки на лице Степана из желтых превратились в лилово-красные. Беркут теребит пятерней рыжую шевелюру, просит старшего политрука Кармелицкого снова повторить сообщение Совинформбюро.

— И здесь погоним! — произносит Василий Блинов. — Не вечно будем сидеть в болоте. Выйдем и мы на большой простор.

— Да, это победа, но не окончательная, — говорит Кармелицкий. — Но бить врага начали и на этом не остановимся.

Нынче у нас счастливый день. В каждом блиндаже праздник.

Зима приносит новые заботы и хлопоты. Нужно сделать все для того, чтобы и воевать, и жить было сносно. Ко всему нужно приноровиться, приспособиться. Ведь говорят, что даже в аду солдат найдет средство, чтобы уберечься от бесовских пыток, а в раю сумеет оградить себя от скучных и заунывных песен серафимов. На то он солдат.

Мы совершенствуем оборону. Не забываем и о своем жилье. Довольно ютиться в сырых землянках, которые мы прозвали лисьими норами: мы строим блиндажи.