Висвалд Лам - Кукла и комедиант

Как будто он почвы под ногами лишился. Но веселья своего Придис не утратил, хотя порой оно было довольно кисловатое и охотничьи рассказы выглядели попыткой отгородиться от всего, что навязывала чужая, неприятная рижская жизнь. Янис это хорошо заметил, когда Придиса навестила в мастерской знакомая девушка из родных мест. Кажется, гостья была красивая (Янис же восхищался только Лаймдотой, пусть ее и не было рядом), даже совсем городского облика. Она, как и Лаймдота, училась в гимназии, а жила у родственников, где временно пристроился и Придис; ей понадобился второй ключ от двери, а Придис только растабарывал, не спеша с делом, пришлось Улдису взяться за работу. Придис сиял — не из-за самой девушки, а потому, что она сегодня получила письмо из дома. Как там живут в волости, что нового в «Спрунгисах», в «Налимах»? А в «Клигисах»? Девушка отвечала сдержанно, даже холодновато, видно было, что родная волость ей так же безразлична, как сам Придис, и что она с нетерпением ждет ключа. Улдис работал, даже не глядя на них, как будто совсем уйдя в себя. «Извольте», — протянул он наконец ключ, но Придис выхватил его и придирчивым взглядом мастера сравнил второй ключ с оригиналом. Когда гостья начала рыться в сумочке, он великодушно заявил: «Какая там плата, дарю», — как будто он сам и делал это. Улдис не возразил, продолжая возиться у тисков, но время от времени украдкой поглядывал на девушку. Та же видела одних грязных, непривлекательных парней. Даже воздух здесь был какой-то застойный, душный. «Ну, мне пора! Спасибо, Придис, спасибо!» — быстро бросила она и исчезла. Придис тут же притих, поскучнел, но через минуту пустился в рассказы о своей знакомой. Вместе в начальной школе учились, Придис на класс старше; лихая девчонка была: только Придис ее за косу — она ногтями в глаза. В детстве ничего особенного в ней не было, а теперь вон какая красотка. И кавалеры есть — и в мундирах и без мундиров. Янису почему-то казалось, что Улдис тут же засыплет Придиса ехидными расспросами насчет этой стройной белобрысой пустельги, которая так ловко воспользовалась чужим трудом и смылась, не заплатив ни пфеннига. Но ошибся, Улдис ни о чем не спросил, даже никакого замечания не отпустил.

«Нельзя же так, как Придис. Работу все больше запускает со своей болтовней, — подумал Янис. — А сам по себе немного значит…»

Улдис:

— А в моей жизни этот парень значил очень много!

И это правда, ведь ты же, Янис, помнишь, как это началось. И продолжалось, потому что мы вместе с Придисом впервые встретили Талиса. Во многие переломные моменты моей жизни Придис был со мной — мы делили с ним кусок хлеба, вместе были под огнем врага, делились мыслями, сомнениями, соображениями. Друг? Вряд ли, у таких, как я, друзей не может быть, я всегда что-то держу про себя. Но есть нити, которые связывают людей, с этими связями приходится считаться, из-за этого они движутся в каком-то одном русле. Придис всегда был поблизости. Талис? И он неисповедимым образом был связан со мной, хотя вызывал ужас и отвращение. В жизни и в людях много необъяснимого. Странным и необъяснимым было и знакомство с Талисом. Бессмысленное, но неотвратимое, как будто даже неизбежно необходимое.

Мы с Придисом чинили карбидную лампу — больше делать было нечего. Ты ушел по своим «организаторским» делам, а мы только еще открыли дверь мастерской, хотя был уже полдень. Придис взахлеб рассказывал, как вытащил на живца из омута на Виесите пудовую щуку. Он был из тех людей, у кого, если язык работает, руки в простое. Только он воскликнул:

— Глянь, во какой длины! — и развел свои толстые руки во всю ширь, как в подвал пришкандыбал какой-то старикашка.

— Ух, ребята, как до вас трудно добраться!

— Нечего тогда ходить и нам мешать, — вполголоса бросил Придис. Так как я оставался за главного, заместителем мастера, то постарался держаться вежливее.

— Здравствуйте. Вам что?

— Я дворник, рядышком, из дома, что на улице Свободы. За кино «Фортуна».

— Никакой улицы Свободы нет, — вроде бы сердито заявил Придис. — Гитлерштрассе! Вы эту свободу, папаша, постарайтесь забыть. Распустились, мужичье!

— Вы уж, сынки, не мешайте мне по-старому звать. Погнали меня сейчас в три шеи за мастерами. Все чтобы в порядке было, говорит, да я, говорит, тут все расшибу начисто, что только можно, что у меня, денег, что ли, мало, да я жидовское золото — раз на стол! — да я всех рижских девок голышом плясать заставлю… Так и говорит…

— Да говори ты толком!