Шамиль Ракипов - Звездные ночи

— Многие из нас погибли, но враг уничтожен, мы победили!

Взошло солнце, снова зазвучали песни в селеньях, зацвели сады, в арыках зажурчала вода. Понимая, что он не имеет права радоваться вместе со всеми, ленивый, ослабевший богатырь пополз прочь от родного дома. Каждое движение давалось ему с трудом, от натуги помутнели глаза. Проходившая мимо молодая женщина, увидев его, удивленно воскликнула: «Черепаха!»

«Если сегодня не получу боевого задания, — решила я, — пойду к Бершанской и для начала расскажу ей эту мудрую сказку».

Но Евдокия Давыдовна опередила меня: сама вызвала и дала задание.

Вернувшись в эскадрилью, я поделилась своей радостью с подругами.

— Нарисуй на первой бомбе свой знак, — деловито сказала Лейла. — Такая традиция.

Я окунаю кисточку в белую масляную краску. Рисую на тучном теле бомбы букву «М» и молнию.

Первой взлетает Дуся Носаль с Ниной Ульяненко. Потом Лейла с Руфой. За ними, через две минуты, — я и Женя Руднева.

Лейла, сидя в кабине, улыбнулась мне, помахала рукой, сжатой в кулак. Ее самолет пробежал по площадке и скрылся во мраке.

— Контакт! — слышу я тонкий голос механика Тони Вахромеевой.

— Есть контакт.

Тоня поворачивает винт и — мотор заработал. Убавляю газ. По всему телу — дрожь. Жду разрешение на взлет.

Подошла Бершанская. Пожала руку:

— Пусть у тебя будет тысяча боевых вылетов. В добрый час! Будь предельно внимательна и осторожна.

Мария Ивановна Рунт положила руку мне на плечо, прокричала:

— Светлого пути, землячка! Возвращайся живой-здоровой и обязательно с победой.

Вспомнились родные белебейские края, напутствие мамы, когда я уходила к отцу в Куйбышев: «Смотри, доченька, что впереди, что сзади, на темную ночь глядючи, в путь не выходи…».

Летим.

Над головой свистит ветер, мороз пощипывает руки — двухпалые кожаные рукавицы я сняла: в эти минуты мне почему-то было в них не сподручно.

Высота три тысячи метров. Летим по ветру. Над нами, куда ни глянь — звездный океан. Молчаливый и тревожный. Наклоняюсь к переговорной трубке:

— Женечка, ты не замерзла?

— Пока терпимо. Ничего, скоро станет жарко. Видишь, луна всходит. Как прожектор. Внимание, линия фронта.

Будто-услышав слова Рудневой, в трех местах вспыхивают прожекторы. Нащупали. Бьют «Эрликоны».

— Пора снижаться, — будничным голосом говорит Женя.

Сбавляю газ. Стараясь вырваться из луча прожектора, бросаю самолет в сторону, вверх, ударяюсь виском о козырек кабины. Ничего не вижу.

— Магуба, очнись! — голос у штурмана обрел твердость. Она толкает меня в плечо. — Очнись…

Ощупью нахожу ручку управления. Прозреваю. Глаза, вроде, приноравливаются к слепящему свету.

Напоминая чалму муллы, впереди возникает белый клубок. Самолет подрагивает, постанывает — в него попадают осколки снарядов. Сажусь поудобнее.

— Ну-ка, покажи… — обращаюсь я сама к себе.

Мотор ревет во всю мощь, самолет выделывает немыслимые фигуры. Жарко…

— Десять градусов влево, — голос как голос, милый, приятный. — Ничего страшного, Ты просто молодец. Станция справа.

На дороге за станцией — большое скопление вражеской техники. Ничего не видно, но цель близка. Наши разведчики никогда не ошибаются. Женя высовывается из кабины.

— Три градуса влево. Так, так…

Внизу мерцают огоньки — это малые фары грузовых автомашин. Прошло время, когда они мчались, полыхая всеми лампами, по этим же дорогам. Теперь ползут ощупью, как немощные старцы.

Женя сбросила САБ. Застучали зенитные пулеметы.

— Женечка, первая бомба — на правом крыле, — напоминаю я. — Не торопись, прицелься получше.

— Не промахнусь. Пошли…

Летите, бомбы! Рази врага, моя первая молния!

Внизу пожар. Одной машиной у немцев стало меньше. Врассыпную разбегается живая сила противника, какая-то ее часть уже мертва.

Второй заход.

— Пошли!..

Еще один пожар. Не штурман за моей спиной, а снайпер.

В эту ночь мы сделали четыре вылета. Немцы отходят быстро, летать приходится далеко.

В общежитие я вернулась, когда над горизонтом уже всплывало солнце. Поела и легла спать. Но сна — ни в одном глазу. До мельчайших деталей мысленно повторяю свой первый боевой вылет. Ни одна бомба не пропала даром. Уничтожено три машины, в двух — боеприпасы, в одной — солдатня, гитлеровские молодчики. Многие успели укрыться, но не все. Первая победа над ненавистным, злобным, опытным врагом. Это заслуга всех троих: Жени, моя, самолета. Если бы действовали несогласованно, вразнобой, не было бы победы и нас, всех троих, тоже, возможно, не было.