Бензин был на исходе. Идти на свой аэродром было нельзя. Неожиданная «любезность» немецких летчиков серьезно осложняла наше и без того бедственное положение. Майор заложил такой крутой вираж, что я зажмурился, видя, как на нас набегает земля. Похоже, что мы падали. Но то был мой майор — мастер точного расчета! Чуть не касаясь земли, мы скользнули вдоль просеки, резко изменив курс. Истребители прошли вперед, и скоро мы их потеряли из виду. Наша рация открытым текстом звала нас. Голос Верочки дрожал, срывался. По их расчетам, у нас вот-вот должен был кончиться бензин. Они просили сообщить место вынужденной посадки. А мне нельзя было включать рацию на передачу.
По секундомеру это длилось недолго, но мне показалось, что прошли часы. Сели мы буквально на чихе. Самолет не докатился до своей стоянки двадцать-тридцать метров.
Какая это была встреча! Нас обнимали, целовали. Майор улыбался и смущенно повторял: «Ну что вы, ну что вы, пустяки». Прасковья, прислонившись к углу печи, краешком платка утирала украдкой слезу. Соловьев от волнения взял свою миску и вышел на крыльцо. По всему было видно, настрадались они здесь вдосталь. Заглянул в избу наш верный ночной страж Передерий. Он как бы пересчитал всех, потом увидел меня и улыбнулся. Махнул рукой, мол, все в порядке и скрылся в кустах. Донесение отправили с бензовозом, на котором прибыл тот самый Симаков, который чуть было не вывернул мне руку из сустава. Вероятно, ему было известно кое-что. Он тоже улыбался, жал мне руку и все время торопил с картой, на которой я делал последние пометки.
Симаков привез приказ завтра утром облететь ближайший тыл и засечь расположение пехотных частей противника, размещение артиллерийских батарей и зарытых в землю танков.
Начались монотонные дни сбора разведданных по крупицам. Несмотря на явные наши успехи, комиссар становился все мрачнее и мрачнее. Как-то вечером он попросил меня и майора задержаться.
— Вчера противник начал наступление южнее нашего участка. Меня тревожит, что ваши облеты в хорошо организованной службе оповещения немцев замечены. Верочка на днях прослушивала волну взаимодействия немцев и поймала один разговор двух летчиков-истребителей. Они разыскивали «Хеншель-126». Может быть, они искали кого-нибудь другого. Но кто сможет поручиться за это.
Майор задумался. Что касается меня, то я был просто опьянен успехами и где-то в душе мнил себя героем нашего фронтального удара, так как видел сосредоточение наших частей. Майор пообещал быть осторожнее и что-нибудь придумать.
Вечерами, когда мы прилетали до захода солнца, я, изловчившись, незаметно подсовывал Верочке записку, приглашая на свидание. Сидели мы тут же, поблизости от хаты, так как Передерий мог нечаянно пальнуть в темноте из автомата. Быть с ней вместе хотя бы полчаса было верхом счастья.
Как-то вечером Прасковья, умоляюще глядя на комиссара, робко попросилась съездить «к своему мужику». Комиссар был в отличном настроении. У него был день рождения. Он надел новую гимнастерку с двумя орденами Красного Знамени, от которых я просто не мог отвести глаз. Верочку это не удивило. Она весело щебетала, украшая наш не очень-то праздничный стол. Вечером Вера села в «эмку», посадила Прасковью, махнула мне на прощанье рукой, и они уехали.
Наутро мы ушли в облет немецких позиций заданного квадрата несколько позднее обычного.
Майор нервно вертелся на своем сиденье, настороженно посматривая на небо. Я наносил на карту все новые и новые позиции противника далеко на правом фланге нашего фронта. Далеко от нас на юге была видна армада бомбардировщиков. Вдруг вся линия немецких позиций покрылась вспышками. Линию нашей обороны окутал дым разрывов. Появилась пикирующая авиация. Вспыхнули воздушные бои. Нашему «костылю» пора было уходить.
Тонкая ленточка советских окопов была прорвана, туда узкой лентой хлынули войска, танки, броневики. Я мрачно смотрел на развертывающееся под нами наступление фашистов. Как мы устали слышать сводки о сдаче городов на Севере, вот пришел и наш черед. Было до боли обидно за свое бессилие. От злости я вскинул пулеметы и открыл огонь по наземным целям. Майор не остановил меня…
Самолет мягко запрыгал по нашему маленькому аэродрому, подрулил к стоянке. Последние пометки на карте, и я бегом бросился к избе… Но что это?! Нас никто не встречает! Привалившись всем телом к стене избы, словно зацепившись за что-то, лежал с финкой в груди Соловьев. Я вбежал внутрь. За столом сидел убитый в спину комиссар. В ужасе я огляделся. Нехитрый скарб нашей колонии был перевернут вверх дном. Я выхватил револьвер, вышел на крыльцо. Из-за поворота показался майор, он как ни в чем не бывало сбивал веточкой пыль с сапог.
Читать дальше