Борис Яроцкий - На всех фронтах

Наводчик и сам заметил промашку. Чуть заметное движение маховиком горизонтальной наводки — и треугольник прицела снова на середине контура неподвижного танка. От второго снаряда танк вспыхнул, пламя осветило улицу.

— По замыкающему!..

Башня дернулась… После пятого или шестого выстрела в люк ударили прикладом. Гудзь выглянул наружу. Близко перед собой увидел конопатое улыбающееся лицо знакомого пехотинца, того самого, что показывал дорогу.

— Нормально! Уже три горят. А вот два за овином разворачиваются. Глядите, это дальние подходят…

И верно! Те видневшиеся, как валуны, семь танков, уже были на окраине Нефедьева, они спешили прикрыть свой стоявший на улице и застигнутый врасплох батальон.

Только пехотинец хотел еще что-то сообщить — поднял руку, видимо, показать, — как из-за овина вырвался конус пламени, и над КВ пронесся снаряд. Пехотинец слетел с брони. Лейтенант резко захлопнул люк. И вовремя: в следующее мгновение словно небо раскололось — удар в броню был оглушительной силы. Заряжающий повалился на днище.

— Саблин! Саблин! — кричал наводчик. После команды «огонь» он нажал педаль спуска, пушка молчала.

— Саблин! Заряжай!

Лейтенант Гудзь встал на место заряжающего. От боеприпасов было тесно. Под ногами жаром дышали стреляные гильзы. Они мешали упереться, скользили, наконец нога нашла опору.

Выстрел… Еще, еще… Надо же наблюдать за полем боя, давать наводчику целеуказание. Но как отойдешь от пушки? Лейтенант Старых в азарте старался перекричать грохот разрывов:

— Заряжай! Саблин!.. Заряжай!..

От пороховых газов не продохнуть. Такое ощущение, будто чьи-то по-удавьи сильные руки сдавливают горло, еще полминуты — и тогда… Татарчук догадывается включить вентилятор. Струя морозного воздуха обдает губы. Воздух попадает в легкие. Новый удар сотрясает машину. Немцы очухались и теперь стреляли в упор. Дуэль была неравная. Но сознание, что эту дуэль немцам навязал экипаж, укрепляло уверенность в благоприятном исходе боя.

— Будем живы — не помрем! — кричал лейтенант Старых. Грохотал выстрел за выстрелом.

Вскоре лейтенант Гудзь почувствовал, что ответный огонь слабеет. Значит, там, за рекой, на узкой улице Нефедьева, ад.

Воспользовавшись паузой, командир склонился над заряжающим, дал ему глотнуть воды. По тому, как Саблин схватил зубами горлышко фляги, Гудзь определил: ничего страшного — контузия. Саблин пришел в себя, снова встал у пушки. Гудзь смотрел в перископ, не забывая, как учил Хорин, считать. Красовались пять подбитых танков. Остальные расползались по деревне, искали укрытие за сараями, за избами, даже за крохотными баньками.

К лесу, сигая через жердевые изгороди, кто в чем, бежали немецкие солдаты. Лейтенант прикидывал: тут их было не девяносто и не сто. Пока КВ стоял в засаде, в деревню под прикрытием снегопада стягивалась вражеская пехота. Убегающих немцев огнем из пулемета косил Татарчук.

Поединок увлек, захватил, как может захватить страсть, сильная и неотступная. Других мыслей не было, кроме той, которая движет человеком, одержимым одной-единственной целью, — не дать врагу уйти живым. Это был бой на истребление.

А немцы, вот они, за речкой, уже пришли в себя, ведут огонь из пушек, и снаряды ложатся кучно, прицельно. Броня не гудит, а кажется, стонет, и каждое попадание в танк отзывается жестокой болью, как будто гвоздем прокалывают барабанные перепонки.

Тогда Гудзь думал, пожалуй, как и все остальные члены экипажа: «Выбить как можно больше танков». Он следил за машинами, которые быстро исчезали с деревенской улицы. Эти танки представляли наибольшую опасность. Чувство опасности перебивалось радостью: добрая половина машин уже полыхала. От их жаркого пламени вспыхивали избы, и не столько дым, сколько пар от таявшего снега заволакивал деревню.

Не сразу дошло, что по танку бьют со стороны леса.

— Левее! Левее! Еще левее!

Башня метнулась влево. Понял наводчик. Эти, как показалось командиру экипажа, девять, а может, и десять машин вели себя нагло. Били по советскому танку в полной уверенности, что ответа не последует. Слишком уж увлекся экипаж танками, что стояли на деревенской улице.

Лейтенант Старых кинул ствол влево. Слава богу: башню пока не заклинило. Секунда-вторая…

— Огонь! Огонь!

Надо спешить, но не торопиться. У наводчика завидная выдержка. В бою секунда может показаться вечностью: это когда в тебя бьют, а ты не можешь ответить тем же.