Энтони Дорр - Весь невидимый нам свет

— Вы ученый, и все равно верите мифам. Верите в мощь разума и одновременно в сказки. В богинь и проклятия.

Замдиректора резко выдыхает.

— Все. Хватит, — говорит он.

У фон Румпеля убыстряется пульс. Неужто уже? Так быстро? Он готов был ждать еще два дня, три, пока вражеские ряды не дрогнут.

— Нашим детям ничто не угрожает, фельдфебель?

— Это зависит от вас.

— Можно мне позвонить?

Фон Румпель кивает. Замдиректора берет трубку, говорит: «Сильвия», некоторое время слушает, затем вешает трубку. Входит женщина со связкой ключей. Извлекает из ящика замдиректорского стола еще один ключ. Простой, изящный, длинный.

Маленькая запертая дверь в конце коридора первого этажа. Она открывается двумя ключами; судя по всему, для замдиректора замок непривычный. Фон Румпеля ведут вниз по винтовой лестнице, потом замдиректора открывает вторую дверь. Они проходят лабиринтом коридоров, мимо сторожа, который роняет газету и резко выпрямляется на стуле. В подсобке, наполненной ящиками и кусками холста для завешивания экспонатов, минералог убирает лист фанеры. За ней — простой сейфовый замок, замдиректора открывает его без особых затруднений.

Никакой сигнализации. Только один сторож.

Внутри сейфа ящик, уже более интересный. Он довольно тяжелый — минералогу и замдиректора приходится вынимать его вдвоем.

Изящно сделано. Стыков не видно. Ни марки изготовителя, ни кодового замка. Надо полагать, внутри пустое пространство, но нет ни петель, ни гвоздей, ни креплений. С виду сплошной кусок тщательно отполированного дерева. Штучная работа.

Минералог вставляет ключ в крохотное, почти невидимое отверстие снизу и поворачивает. Открываются еще две миниатюрные замочные скважины на противоположной стороне. Замдиректора вставляет в них парные ключи. Судя по всему, там не меньше пяти сувальд.

Три взаимосвязанных цилиндровых замка.

— Умно, — шепчет фон Румпель.

Весь ящик плавно распадается на части.

Внутри маленький фетровый мешочек.

— Откройте, — говорит фон Румпель.

Минералог смотрит на замдиректора. Тот берет мешочек, растягивает завязки и вытряхивает себе в руку что-то завернутое в лоскут ткани. Пальцем раздвигает складки. На ладони у него камень размером с голубиное яйцо.

Горожан, которые зажигают свет во время затемнения, штрафуют или забирают, хотя мадам Манек рассказывает, что в «Отель-Дьё» свет горит всю ночь и в любой час можно видеть немецких офицеров, которые заходят туда или выходят наружу, заправляя рубашки и одергивая брюки. Мари-Лора старается не уснуть, ждет, не услышит ли дядюшку. Наконец дверь по другую сторону лестничной клетки открывается, ноги шаркают по половицам. Мари-Лоре представляется, что сказочный мышонок выглядывает из норки.

Она спрыгивает с кровати, стараясь не разбудить отца, и выходит на площадку:

— Дядя, не бойся.

— Мари-Лора?

От него пахнет приближающейся зимой, могилой, тяжелой инерцией времени.

— Как ты себя чувствуешь?

— Чуть получше.

Они садятся на ступени.

— Тут было одно объявление, — говорит Мари-Лора. — Мадам положила его тебе на стол.

— Что за объявление?

— Твои радиоприемники.

Они спускаются на пятый этаж. Этьен что-то невнятно бубнит. Водит пальцами по опустевшим полкам. Старых друзей нет. Мари-Лора ждет гневных возгласов, но вместо этого Этьен, задыхаясь, лепечет строчки из детского стишка:

— … à la salade je suis malade au céleri je suis guéri… [25] «От салата плоховато, от порея здоровею…» (фр.) — ритмическая детская песенка, под которую хлопают в ладоши или качают ребенка на коленях.

Мари-Лора берет его за локоть и усаживает на кушетку. Он все еще бормочет, пытаясь от чего-то отгородиться, и она чувствует, как от него пышет страхом, заразным и ядовитым, похожим на клубы испарений от банок с формалином в отделе зоологии.

Дождь стучит в окна. Голос Этьена доносится словно издалека:

— Все до одного?

— Кроме радио на чердаке. Я о нем не сказала. Мадам Манек про него знает?

— Мы никогда его не обсуждали.

— Оно хорошо спрятано, дядя? Его могут найти, если дом будут обыскивать?

— Кто станет обыскивать наш дом?

Молчание.

— Мы еще можем его сдать, — говорит Этьен. — Сказать, что мы просто о нем забыли.

— Последний срок был вчера в полдень.

— Может, они поверят?

— Дядя, ты правда думаешь, будто они поверят, что можно случайно забыть про передатчик, который слышно в Англии?