«Как же так? — раздумывая, никак не мог поверить Федотов. — Неужели так не точна карта и так беззаботны были командир дивизии и командир корпуса, которые, как говорит подполковник, сами видели этот плацдарм, правда, никогда не побывав на нем? Нет, обязательно лично проверить».
Услышав, что Федотов хочет пройти на плацдарм, Аленичев, кривя губы, язвительно усмехнулся, тут же погасил усмешку, с каким-то странным сожалением сказав:
— К чему ходить, товарищ генерал, риск напрасный, и только. Днем туда и мышь не проползет: каждая тропинка у немцев пристреляна. А ночи сейчас темные — все равно ничего не увидите.
— Я должен все видеть, — сухо проговорил Федотов, показывая подполковнику, что такой разговор неприятен для него.
Тот понял это, опустил голову, помолчал и, вдруг подняв на Федотова затуманенные обидой и грустью глаза, с неожиданной для него нежностью проговорил:
— Пойдемте, если хотите. Только очень прошу, товарищ генерал, будьте осторожны. Мы-то привыкли, а вы впервые…
Ночь была темная и ветреная. То в одном, то в другом месте то и дело взлетали ракеты, и после их ослепительных вспышек темнота становилась еще гуще. Шагая позади подполковника, Федотов ничего не мог разглядеть вокруг, чувствуя только твердую землю под ногами и ежистый холодок в груди.
— Вот и ручей, — прошептал Аленичев, но Федотов не находил даже признаков ручья.
Пройдя еще несколько шагов, он поскользнулся и понял, что под ним был действительно ручей, только теперь замерзший и совсем не отличимый от пологих берегов.
— Стой! Кто идет? — в настороженной тишине раздался приглушенный шепот.
Аленичев что-то ответил и, обернувшись, прошептал Федотову:
— Командир батальона майор Карцев.
— Товарищ генерал, — различил Федотов второй такой же едва слышный голос, — первый батальон обороняет плацдарм. За ночь происшествий не было.
— Хорошо. Показывайте вашу оборону, — так же шепотом ответил Федотов, все еще не видя командира батальона.
— Осторожно, товарищ генерал, вода в траншее, — предупредил Карцев, и теперь Федотов рядом с подполковником рассмотрел невысокую фигуру Карцева.
Он двинулся вперед и сразу же растаял, словно исчез под землей. Только по тому, как где-то внизу зашлепали по воде осторожные шаги, Федотов понял, что Карцев спустился в глубокую траншею. Нащупывая ногами землю, Федотов поспешил за ним и, миновав несколько ступенек, окунулся в густую и душную от сырости черноту.
Карцев шепотом объяснял ему, где огневые точки, где проволочные и минные заграждения, где наиболее опасные и трудные места, однако в кромешной тьме Федотов ничего не видел и остановил Карцева:
— Пойдемте в вашу землянку, а посветлеет — все осмотрим.
Узенький, врытый глубоко в землю блиндаж с крохотной железной печкой и мигающей коптилкой показался Федотову сказочно прекрасным. Он присел около печки на ящик из-под патронов и с удовольствием распахнул заляпанную грязью шинель. Аленичев и Карцев с трудом уместились рядом с ним, загородив и закрытый плащ-палаткой вход и маленький столик в углу. Несколько минут все трое молчали. Плотный, круглолицый Карцев с блестящими в полутьме глазами был явно смущен и растерян. Аленичев по-прежнему сохранял спокойствие, только его худое и нервное лицо все время хмурилось. Стесненно и неуверенно чувствовал себя и Федотов. Он сожалел, что не послушал разумного совета Аленичева пойти на плацдарм не с вечера, а под утро, когда хоть немного развиднеет, и теперь, досадуя на себя, не знал, с чего начать разговор. К счастью, Карцев быстро оправился от смущения и хриплым, давно простуженным голосом неторопливо заговорил:
— Вот два дня как чуть потише стало. Что-то примолкли немцы, а то просто житья не было. Чуть рассвет — сразу минометный огонь, и прямо, сволочи, по нашей линии связи метят. Порвут связь, а потом давай гранатами швырять. Они же вверху, а мы внизу. Вот и бросают прямо в траншею.
Слушая Карцева, Федотов дивился его бесстрастности. О тяжелых, почти невыносимых условиях, в которых оказались защитники плацдарма, он говорил как о совсем обычной жизни, ничем не отличимой даже от жизни в тылу. Видимо, он настолько привык к постоянной опасности, что не считал необычным и то, что его батальон половину суток бывал отрезан от главных сил, и то, что противник, находясь от него всего в полусотне метров, сидел на горе и мог, ничем не рискуя, забрасывать его гранатами. Такое бесстрастие Федотов часто замечал у людей, которые, долго пробыв в трудных условиях, не то чтобы привыкали к этим условиям, а просто вживались в них и теряли и чувство собственного самосохранения и чувство опасности. Это было не страшно, когда такой человек отвечал только за себя. А вот когда он командовал людьми, это угрожало тяжелыми последствиями, ибо такой человек терял главное качество командира — заботу о сохранении жизни своих подчиненных. Таких людей Федотов всегда стремился по возможности заменить или дать им отдохнуть, прийти в себя, оправиться от потрясения и восстановить нормальные ощущения и понятия о жизни. Изучая Карцева, Федотов почти пришел к убеждению, что и с ним нужно поступить так же.
Читать дальше