Илья Маркин - Люди грозных лет

— Ну, как без завтрака, — возразила Анна, боясь смотреть на сына, — в цехе-то небось на станках работать придется?

— Конечно! — восхищенно подхватил Толя. — Теорию мы почти закончили, теперь практика.

— Вот видишь! А чтобы работать на станках, сил надо много. Так что без завтрака никак нельзя.

Торопливо умываясь, Толя видел, как руки матери проворно чистят селедку, боясь вместе с кожей задеть мякоть. Стараясь, так же как и мать, казаться веселым, он торопливо ел селедку и оставшуюся от ужина картошку, заедая их кусочками черного волокнистого хлеба. Выждав момент, когда мать вышла из кухни, он половину недоеденной селедки положил в шкаф, где лежали остатки картошки, и, войдя в комнату, непринужденно сказал:

— Спасибо, мама, я побежал.

— Ты хлебушка возьми с собой, проголодаешься до обеда-то.

— Нет, нет! — выкрикнул Толя и, надвинув кепку на глаза, выбежал из дому.

На тихой улице было еще пустынно и сыро от недавней росы. Из-за крыш домов били косые лучи солнца, и в их свете все вокруг казалось золотисто-радужным. Чувствуя, как комбинезон приятно облегает все тело. Толя шел перенятой у отца неторопливой походкой, с радостью и любопытством осматриваясь по сторонам. На много раз исхоженной и избеганной улице все казалось новым, незнакомым и значительным. Даже опротивевшие «классы» на тротуаре, где играли девчонки, теперь казались ему имеющими какой-то смысл. Он не выдержал, поджал левую ногу, перескочил несколько «классов» и, словно уличенный в недозволенном, покраснел и смущенно оглянулся. К счастью, вблизи никого не было. Толя, засунув руки в карманы комбинезона, как ему казалось, походкой настоящего рабочего, заспешил к заводу. Но и тут подстерегали его соблазны. С крыши ближнего дома взмыл и кругами пошел вверх белый голубь с коричневым оперением на крыльях. Он так красиво плыл на фоне нежно-голубого неба, что Толя остановился, поднял голову и неизвестно, сколько простоял бы, если бы рядом не раздался знакомый голос:

— Вот теперь сразу видать настоящего рабочего.

Толя вздрогнул, опять покраснел и увидел Василия Ивановича Полозова.

— Здравствуйте, Василий Иванович, — проговорил Толя и по-взрослому добавил: — Погодка-то сегодня хороша, правда?

— Да, погодка что надо, — согласился Василий Иванович и положил руку на Толино плечо. — Как сердечко-то, трепещет, а? Ничего! Попервоначалу всегда так, потом обвыкнешь, и все нипочем. Заводская работа, она не то что другая какая-нибудь, — помолчав, продолжал Василий Иванович, — машины кругом, механизмы, а машина, она что существо живое, к ней запросто не подойдешь. Перво-наперво знать ее надо, как самого себя. А потом уважать, с любовью к ней относиться. Будешь с ней по-людски, никогда не подведет! А начнешь по-рвачески, абы только побольше выжать — пиши пропало, когда-никогда отомстит!

Толе было и радостно и жутко и от всего, что говорил Василий Иванович, и от ожидания первой встречи с машиной, на которой ему придется работать. Тот, старый, поломанный токарный станок, на котором Василий Иванович обучал ребят, казался Толе совсем простым, не сложным и не опасным. Он несколько раз сам и с другими ребятами разбирал и собирал его, изучая механизмы и устройства. Теперь же в цехе, куда шел Толя, придется увидеть станки настоящие, на тех, что и мины обтачивают и делают все что угодно. Размечтавшись, Толя видел самого себя у станка, уверенно и ловко, точно так, как учил Василий Иванович, вставляя и закрепляя деталь, плавно включая передачу, ровно и без нажимов направляя резец. Увлеченный думами, он не заметил, как к Василию Ивановичу и к нему присоединились другие ребята, и вся шумная ватага подошла к проходной.

— Запомните эту минуту, она самая важная в жизни! — пропуская ребят, говорил Василий Иванович. — С этой минуты одна половина вашей жизни там осталась, позади, а вторая вот тут начинается — не детская, а самостоятельная, трудовая.

И от того, что говорил Василий Иванович, и от гула, что сразу же нахлынул со всех сторон, у Толи загорелись щеки, похолодело в груди и зарябило в глазах. Он шел, все еще толком ничего не понимая и только слыша, как вокруг все гудит, свистит, всхлипывает.

— Вот, ребятки, и пришли мы, — сквозь шум расслышал Толя слова Василия Ивановича. — Присматривайтесь, вникайте в суть жизни. Дали нам пока один станок. Ну эт не беда, обойдемся. А теперь смотрите, что я буду делать, и по очереди повторите то же.

Толя видел, как Василий Иванович совсем без усилий поднял чугунную отливку, почти неуловимыми движениями рук закрепил ее в станке, и сразу же отливка замелькала, вращаясь, и от нее с шипением поползла блестящая спираль стружки. Толя смотрел затаив дыхание. Руки Василия Ивановича, казалось, ничего не делали, но резец плавно шел по детали, и там, где он проходил, образовывались отчетливые углубления, выступы, скосы, точно такие же, какие были на чертеже, в который изредка заглядывал Василий Иванович. Прошло, казалось, всего несколько минут, а Василий Иванович остановил станок, и ребята, ахнув, увидели выточенный валик. Они вырывали его друг у друга, щупали, гладили руками шероховатый металл, наперебой говоря и упрашивая Василия Ивановича разрешить поработать самим.