Илья Маркин - Люди грозных лет

С этого дня посещение дома Бочаровых стало радостным событием для Ирины. Она подолгу сидела у постели Костика, разговаривая с ним, с Аллой, и сама не замечала, что все ее разговоры вращались вокруг имени Андрея. Но, говоря об Андрее, она все чаще и чаще вспоминала Яковлева, и эти воспоминания, притупляя нанесенную Андреем боль, возвращали Ирину к прежней жизни.

Однажды под вечер, закончив все работы, она осталась одна в своей палатке и вдруг так остро почувствовала необходимость написать Саше, что, не сняв халата и не вымыв рук, сразу же села за стол. Выбрав самый чистый лист бумаги, решительно взяла ученическую ручку и старательно вывела: «Дорогой Саша!» Написав это, она остановилась, в раздумье закрыла глаза и вдруг с опустошающей ясностью почувствовала, что ей не о чем писать ему. Признаваться, каяться, обвинять себя в том, что было у нее с Андреем, она не могла: все это не было ошибкой, и она нисколько не сомневалась, что, встретив снова Андрея, могла бы повторить все сначала.

Долго просидела она в тот вечер, так и не написав Яковлеву.

Болезнь генерала Федотова затянулась, и все лето пробыл он в госпитале, каждый день ожидая, что его вот-вот выпишут и он опять поедет командовать дивизией. Он установил для себя жесткий распорядок дня, лишь кое в чем нарушая госпитальный режим. Вставал он раньше общего подъема, полтора часа тренируя раненую ногу, в одиночестве ходил по госпитальному парку, потом умывался, завтракал, ждал врачебного обхода, принимал лекарства и процедуры и, освободясь от лечебных дел, уходил в госпитальную библиотеку, где, перечитав свежие газеты, принимался за изучение военной литературы. Он подолгу стоял у карты, отмечая, куда продвинулись вражеские армии, читал и перечитывал сводки и сообщения из районов боевых действий, мысленно представляя, что происходило там на огромном пространстве от Воронежа до берегов Азовского моря. По тому, как, захватывая один город за другим, стремительно продвигались фашистские войска, он понимал, что положение на юге тяжелое, и вместе с тем, читая сводки и газетные статьи, где сообщалось о героизме советских воинов, об огромных потерях гитлеровцев, он все время ждал, что фашисты вот-вот выдохнутся, советские войска остановят их и опять, как осенью прошлого года, начнется наше большое и решительное контрнаступление. Как человек военный, он хорошо знал, что превосходство в силах и средствах в определенные моменты может дать решающие преимущества, но эти преимущества не могут сохраняться неизменно, что в ходе борьбы могут произойти такие изменения, которые эти преимущества сведут на нет, и тогда инициатива из рук воюющей стороны перейдет в руки другой стороны. Об этом убедительно говорил военный опыт прошлого. Так случилось с нашествием Наполеона, когда его многотысячная армия в боях и походах на пути в Москву истощилась и ослабла, а на обратном пути под давлением и ударами русских войск растаяла и превратилась в остатки жалкого сброда, потерявшего облик армии. Так же было и в гражданскую войну, в ходе которой родилась и выросла Красная Армия, а объединенные силы белогвардейщины и иностранных интервентов, вначале многочисленные и всесторонне вооруженные, были разбиты наголову и изгнаны из молодых советских республик. Весь опыт военного прошлого отчетливо показывал, что в столкновениях сильных армий успех бывает переменным, что количество войск и техники не всегда определяют конечный исход борьбы, что сильные духом и поддерживаемые всем народом войска, пережив все неудачи и поражения, почти всегда от обороны и даже от тяжелого и длительного отступления переходят к решительному наступлению и резко изменяют ход войны. К этому наступлению и готовился он, изучая военную литературу и продумывая все, что имело отношение к наступательным действиям.

В конце августа, в воскресенье, когда не было никаких процедур, Федотов сразу же после завтрака спустился в парк и у дальнего корпуса хирургического отделения услышал негромкий разговор двух сестер:

— Молодой совсем, двадцать шестой пошел только. Так жалко, так жалко, — говорила одна сестра.

— А что же Николай Нилович? — спросила другая.

— И Николай Нилович извелся вконец. Почти каждый час звонит и спрашивает, как Багрянцев, как Багрянцев?

Услышав это имя, Федотов невольно остановился. Он сразу вспомнил красивого, белокурого юношу с веселой улыбкой на бледном лице и застенчиво-нежными ясными глазами. Таким он знал служившего у него в батальоне сначала командиром взвода, затем командиром роты молодого офицера Багрянцева, которого все друзья и начальники называли Федей.