Глеб Бобров - Я дрался в Новороссии![сборник]

- Это понятно, Влад, я знаю, кто готовил новый закон о языках, комиссия Верховной Рады под председательством оголтелого русофоба и неонациста Яворивского и при участии фашистки Ирины Фарион. Авторы нового закона хотели даже узаконить "языковую полицию", но пока, чтобы не будоражить европейскую общественность, "милостиво" решили тогда ограничиться вымарыванием любого упоминания в этом законе языка русского, являющегося основным языком общения на Украине.

Помнишь, как среди первых "робких" шагов хунты был запрет российских телеканалов и молчаливое одобрение уничтожения памятников не только уже советским, но и выдающимся русским деятелям.

- Как не помнить, чего я и бегаю по двору с ноутбуком, не берет в доме интернет, а украинские каналы смотреть по телеку тошно, переворачивают все с ног на голову, мы для них все здесь террористы, сепаратисты и бандиты!

- Это так, Владик, ты на себя в зеркало смотрел, ты и впрямь настоящий бандит с большой дороги, - я улыбнулся и обнял соседа. Влад, поглаживая седую бороду, лукаво прищурив глаза, сказал:

- Я дал себе зарок, не брить бороды пока все это бесовство не закончится.

- Ладно, ладно, шучу я. Вот ты литовец, Влад, говоришь по-русски, меньше ли ты стал литовцем?

- Я так скажу, мы все, когда жили в Советском Союзе, были больше литовцами, украинцами, грузинами, чем сейчас, половина мира говорит на английском, так что все они англичане или американцы? А теперь что, специально нас загоняют в хуторское болото, великий русский язык был и остается универсальным языком для более сотни национальностей и народностей этого огромного пространства под названием Русский Мир.

- Это точно ты подметил, Влад, но как объяснить "щирым украинцам", которые заявляют о необходимости запрета публичного общения на русском языке, и ставит в качестве национальной задачи дерусификацию, ставя эту задачу в один ряд с декриминализацией общества и власти. Все это, пусть пока и в смягченном варианте, есть не чем иным, как началом утверждения хунтой украинской версии жутких нацистских "нюрнбергских законов". И когда нам говорят, что здесь нет таких крайностей, мы отвечаем: нюрнбергские законы "во всей красе" тоже были приняты лишь спустя два года после прихода нацистов к власти, но два этих года были наполнены репрессиями, а у нас все это сразу превратилось в кровавую бойню!

- Вот тебе и ответ, соседушка! Теперь назад пути нету, я верю, что прозреет украинский народ совсем скоро и сметет с лица земли всех фашистов, кто засел сегодня в Киеве! Мы не имеем права ждать, когда закатают всех нас в асфальт. Ты посмотри, нас лишают права бороться за свои права, в то же время, любой боевик Майдана, типа Васьки Головка, имеет право безнаказанно вламываться в мирные дома, крушить и жечь все в подряд, грабить, убивать - это и есть настоящее неонацистское "правосудие".

Недавно в городе Счастье убили донского казака, лишь за то, что нашли в его квартире казачью форму и георгиевские ленточки, а он никаким боком к ополчению не был причастен, под обстрелами ходил на работу на Луганскую теплоэлектростанцию, давал свет всем нам. Вот тебе и результат майдана...

- Я думаю, Влад, что киевской хунте еще аукнется создание нацгвардии. Кто в этой гвардии? Прежде всего, боевики "Правого сектора", типа Васьки-фашиста, "Самооборона майдана", но большинство то, в этой гвардии, нормальных, только зомбированных пропагандой угрозы российской агрессии, молодых украинцев, которые не хотят умирать, до конца не понимая за что. И они, со временем могут прозреть и повернуть, как говориться, штыки на Киев.

- Это так, но пока они прозреют, будет уже поздно, нас всех здесь сравняют с землей, поэтому нужно давать им чаще под зад мешалкой, чтобы ума прибавилось. Ты куда собрался?

- Хочу на шахту проехать, посмотреть что там и как.

- Чего на ее расстрелянную смотреть, сердце рвать, да и только, ну давай, поезжай, соседушка, а я пойду за гуманитаркой, пенсию четвертый месяц не дают, спасибо российским братьям, что не дают с голоду помереть.

Мы расстались с Владом, и я поехал по ожившему с утренним светом городу. Везде были видны следы недавних обстрелов, по тротуарам понуро брели прохожие, спешили справить свои дела до наступления темноты. Оборванные провода и троллеи удавками свисали со столбов, подъезжая на маршрутке к шахтерскому поселку, я ужаснулся тем разрушениям, что предстали перед моими глазами. Впереди виднелся разбитый снарядами копер шахты. Маршрутка остановилась в центре поселка, пассажиры благодарили водителя за поездку, я протянул шоферу три гривны, он удивленно посмотрел на меня: