Глеб Бобров - Я дрался в Новороссии![сборник]

К ночи нашлись дела для журналистского патруля. Едешь ты не просто так, а перепроверяешь какой-то важный порожняк. На ночь глядя. Что ни будь этакое... тебе рассказали знакомые фуфлогоны с баррикады, попивающие чаек из закопченного чайника. Например, рассказали порожняк о сожженном правосеками ДК Железнодорожника в котором завтра будет референдум. Или уже не будет? Сейчас посмотрим. Местные жители поснимали все таблички с домов, чтобы врагам было сложно ориентироваться. Поэтому ты постоянно останавливаешься, спрашиваешь у каких-то темных теней дорогу. Тени несут какую-то явную ху...ню, про просочившихся в город бойцов нацгвардии, недавнем яростном, но беззвучном бое на ЖД вокзале и т.д. Пугают тебя. Они не знают, что ты за 11 лет ни одной войны не пропустил, и мог бы сам тут навести такую тень на плетень...рассказать им о жизни после смерти и как правильно обретать экзистенцию. Но ты тоже забываешь про этот факт биографии под воздействием их заразного смятения. Слушаешь, киваешь. В темноте не видно как в твоих зеленых глазах колотыми алмазами искрится смех.

Попутных машин нет, и встречных тоже. Это очень плохо, для тех, кто понимает. Чуть поджавшись в кресле, едешь по безмолвным темным улицам дальше, весь такой напряженный и внимательный. Едешь и все замечаешь, все неработающие светофоры и все повороты... и тут Х...ЯК! из кустов тебе под колеса прыгает бабка! А на следующем ложно-пустом перекрестке - дедка! Ты пытаешься сдать назад - и каким-то чудом, в последнюю секунду, видишь в зеркальце, в призрачных отсветах стопов, местного огольца на трехколесном велосипеде! Он проезжает мимо в сантиметре от заднего бампера и глядит в небо на медленно летящую красную трассирующую пульку. В стороне что-то начинает херачить все сильнее и взлетают зеленые ракеты. А потом тихо. Пять минут, десять. Сидишь в машине как дурак, пучишь глаза во тьму, пока она не становится какой-то белесой. В формалиновом киселе уже плавают пресмыкаясь ужасы будущего. Ты разворачиваешься, но не до конца совершаешь плавное движение по окружности - через перекресток бежит тетка и метит прямо тебе под колеса. ААААА!

И ты едешь в гостиницу и там долго пьешь чай, а потом куришь, постелив диванную подушку на балконе. Тишина, в соседнем дворе кашляет кошка. Чуть дальше, на пределе слышимости - квакают жабы. Небо оккупировано "соколами Коломойского", у каждого жало толщиной с карандаш. Бьют в плоть беззвучно, как хороший кладбищенский плотник в край гробовой крышки забивает гвоздь по шляпку с одного скупого удара в котором и мощь и глазомер и профессиональное презрение к смерти. Имеют начатки интеллекта, днем, за минуту до артобстрела прячутся под кровать.

Перед сном плотно, тщательно и долго задергиваешь шторки. Зачем? Этого ты не в силах объяснить даже самому себе. Возможно, чтобы проснувшись от удара не ворочаться в салате из стеклянного крошева. Две трети кровати прикрывает стена в шесть кирпичей, и ты поджимаешь во сне задние лапы, чтобы они не высовывались в зону потенциального поражения. Ранним утром под городом кипит бой, но ты его не слышишь. Тебе снится белая ослятя со связкой баранок на шее вместо упряжи, на спине у осляти, без седла, в охлюпку - сам Архангел Михаил с пламенеющим мечом. Пытаешься вспомнить название меча - фламберг? Вспоминаешь, вспоминаешь, пока жало меча не превращается в острый луч солнца, осторожно вошедший в щель между занавесками. Вдруг этот луч-меч бьет в лицо, и ты просыпаешься.

Славянск, дышу и слышу

Первая после недельной разлуки ночь в Славянске удивила качественным артобстрелом. Интенсивность и так нарастала с каждым днем, а к нашему прибытию в город достигла плато ( по Шульгину*, кто понимает). В эту тихую украинскую ночь укры опять пытались попасть по штабу ополчения, с перелетом в метров триста накрыв последние этажи домов по улице Ленина. На всех этажах гостиницы хлопали двери и кто-то, огромными обезьяньими прыжками, прыгал через пять ступеней - как в далеком детстве. Помню, долго собирал "тревожный" рюкзачок, втянув голову в плечи, как напуганная черепашка. Сгребал в его раззявленую пасть аккумуляторы, зарядки, телефоны - самое дорогое и нужное. А грохот разрывов все приближался. Удар и дробная осыпь осколков - черти сыпали горох в пустое жестяное ведро. Потом я тоже прыгал через лишние ступени в бомбоубежище, краем глаза отмечая огромные световые окна на лестнице, прикрытые лишь кисеей, дымчатой, как мой разорванный сон.