Сергей Смирнов - Мы — из Бреста

Он говорил с такой решительностью, с такой верой в скорое возвращение наших войск, что убедил остальных командиров, и по его настоянию из «Приказа № 1» вычеркнули слова: «Для немедленного выхода из крепости». Решено было продолжать оборону центральной цитадели, и Зубачев стал ее главным организатором и руководителем.

Правда, уже вскоре и он, и Фомин, и другие командиры поняли, что фронт ушел далеко и нельзя рассчитывать на освобождение из осады. Планы пришлось изменить — гарнизон теперь предпринимал попытки вырваться из кольца, и Зубачев стал таким же энергичным организатором боев на прорыв, хотя они и не приносили успеха, — враг имел слишком большой перевес в силах.

Капитан особенно подружился в эти дни с Фоминым. Такие разные по характеру, они как бы дополняли друг друга, эти два человека, — решительный, горячий боевой командир и вдумчивый, неторопливый, осторожный комиссар, — смелый порыв и трезвый расчет, воля и ум обороны. Их почти всегда видели вместе, и каждое новое решение командования было их совместным обдуманным и обсужденным решением. Даже ранены они были одновременно: Фомин — в руку, а Зубачев — в голову, когда немецкая граната, влетевшая в окно, разорвалась в помещении штаба. А два дня спустя — оба и командир и комиссар — вместе попали в плен, придавленные обвалом с группой своих бойцов. Но если Фомин, выданный предателем, был тут же расстрелян, то Зубачев остался неузнанным, и его с бойцами отправили в лагерь.

О дальнейшей судьбе Зубачева мне удалось узнать, лишь когда был найден майор Гаврилов. Оказалось, что он встретился со своим бывшим заместителем в 1943 году в офицерском лагере Хаммельсбург в Германии. От одного из пленных Гаврилов узнал, что Зубачев содержится в соседнем блоке лагеря, и попросил подозвать его к проволоке.

Зубачев пришел, и эти два человека, старые коммунисты, участники гражданской войны, боевые советские командиры, сейчас изможденные, оборванные, измученные и униженные выпавшей им судьбой, стояли по обе стороны колючей проволоки и, глядя друг на друга, горько плакали. И сквозь слезы Гаврилов сказал:

— Да, Зубачев, не оправдали мы с тобой своих должностей. И командир, и его заместитель — оба оказались в плену.

В это время появился часовой, и им пришлось разойтись.

Гаврилов заметил, что Зубачев идет с трудом — он, видимо, был истощен до крайности и болен.

А еще позднее от одного бывшего узника Хаммельсбурга стало известно, что Зубачев заболел в плену туберкулезом, умер в 1944 году и был похоронен там, в лагере, своими товарищами-пленными. Только год не дожил он до той победы, в которую так верил с первых часов войны и до последних дней своей жизни.

Жили на окраинной улочке города Краснодара три друга — Владимир Пузаков, Анатолий Бессонов и Николай Гайворонский. В детстве это были обычные городские мальчишки, озорные, драчливые, всегда готовые на какие-нибудь отчаянные предприятия, большие любители поиграть в футбол на дворе, посвистеть на стадионе во время матча, поплавать и понырять в Кубани, слазить тайком в чужой сад за яблоками.

Выросли они на одной улице, учились все трое в одной школе, свободное время проводили всегда вместе, а когда подросли, то так же вместе поступили работать на один и тот же завод. Потом пришел для них срок идти в армию, и трое друзей оказались в Брестской крепости в мастерской по ремонту оружия 44-го стрелкового полка.

Дружбе их вовсе не мешало то обстоятельство, что все трое выросли людьми очень разных характеров, совсем непохожими друг на друга. Нервный, вспыльчивый, склонный к меланхолии, труднее всех переносивший разлуку с семьей, Анатолий Бессонов казался прямой противоположностью спокойному, невозмутимому Владимиру Пузакову, отличному спортсмену, капитану полковой футбольной команды, которому нипочем были и многокилометровые походы, и военные кроссы с полной выкладкой. А Николай Гайворонский, ещё с детских лет сохранивший смешное прозвище «Маня», весельчак, любитель кино и тоже хороший спортсмен, был как бы золотой серединой между своими такими разными друзьями.

Они и в армии все делали вместе, как бывало дома, в Краснодаре. И трудно сказать, кому из троих первому пришла в голову идея сконструировать учебную пушку для тренировки орудийных расчетов так, чтобы не тратить на это обучение снарядов.