Александр Терентьев - Из штрафников в разведку

Гораздо больше времени беглецам пришлось потратить на скрытый переход от поселка до места первоначальной дневки, но, к счастью, все немецкие посты удалось миновать без особых проблем. Теперь, по замыслу Миронова, им следовало сделать большой привал, отдохнуть, а уж затем через первую линию немецкой обороны перебираться к своим – для этого Алексей отводил следующую ночь.

В течение всего времени отхода Ахатов озабоченно прислушивался к сдавленным охам и тихому шипению, иногда издаваемому Елизаровой. С рассветом причина стала понятой: искусно сшитый из обычного комбинезона и кусков мешковины маскировочный костюм снайпера со стороны спины оказался почти сплошным кровавым пятном. Причем, кровь выглядела уже хорошо засохшей, бурой.

– Командир, посмотри-ка! – Ахатов встревоженно указал пальцем на бурые пятна.

– Ты что, ранена, что ли?! – недоуменно вскинулся Миронов. – Это когда и где ты умудрилась?!

– Да не ранена я… – Мария осторожно повела плечами, сморщилась и зашипела от боли. – Там, на чердачке, места совсем мало было – и правда, только кошке пролезть. А в досках гвозди торчали – их же никто снизу не загибал! Вот я пока там ползала, всю спину гвоздями и… Ой, мамочки, жжет-то как!

– Ложись на живот! – расстилая телогрейку, распорядился Юсуф. – Лейтенант, там, в моем сидоре, достань йод и пару индпакетов! Да, там еще рубаха нательная чистая есть – ее тоже сюда давай! И это… отвернись!

Миронов подал Ахатову требуемое и молча отвернулся – ни к чему девчонку заставлять нервничать и краснеть.

– Ну, не пугайся, девочка, ничего особо страшного тут нет, – колдовал Юсуф над истерзанной спиной Марии. – Порезы неглубокие – сейчас я их обработаю, а через недельку все заживет! Да не зажимайся ты – я тебе почти в отцы гожусь! И вообще, я сейчас не мужик, а вроде как доктор… Больно? Ну, потерпи немножечко, потерпи… Как будто кошки тебя драли… С кошкой ты здорово придумала – мне бы и в голову не пришло дохлятину эту подбирать! Тебя кошка прикрыла, а нам вот пришлось в яме с дерьмом больше суток сидеть! Вот кончится война, вернусь я домой с орденами и медалями, а дети и попросят, мол, папа, расскажи, что ты делал в разведке? И я честно им отвечу, что как-то все больше от немцев в нужниках прятался… Ну вот, так уже получше! Еще и май не наступил, а ты уже у нас такая загорелая. Все, натягивай рубаху и одевайся! И ляг, поспи-отдохни. Нам еще силы понадобятся – когда еще до своих-то доберемся…

До своих оставалось совсем ничего, когда вдруг сердито зашипела, взлетая, очередная осветительная ракета и сразу же откуда-то сбоку ударил не замеченный разведчиками немецкий «MG-42». Всего несколько мгновений понадобилось Миронову, Ахатову и Елизаровой для того, чтобы рухнуть на истерзанную землю и замереть, но пули, выпущенные из пулемета, все равно оказались быстрее.

– Лейтенант, кажись, меня того… – сдавленно зашептал Юсуф, и Миронов рывком переместился поближе к товарищу, готовый тут же прикрыть Ахатова своим телом и оказать помощь. С первого же взгляда Алексей понял, что здесь вряд ли уже чем поможешь. Кровь толчками била из раны на бедре, но и это было еще не самое скверное – хуже было то, что еще две пули попали в тело разведчика: одна вошла в бок, между ребер, а другая, судя по всему, прошила живот.

– Не паникуй, Юсуф, – торопливо выдергивая из брюк поясной ремень, зашептал Миронов. – Сейчас ногу перетянем и рванем отсюда! Ты же знаешь наш закон: мы своих не бросаем, из разведки возвращаются все!

– Лейтенант, ты ногу перетяни потуже и уходите! – сдавленным от боли голосом, но достаточно твердо сказал Ахатов. – Не тот случай, Леша… Все ведь сейчас поляжем, дурак! Не дотащите вы меня, да и… Мне все равно конец – я же не мальчик, не первый день… С-сука, как больно… Уводи девочку, лейтенант! Ты же понимаешь, что я прав… Автомат мой возьми, а пистолет и гранату оставь. Все, ребята, удачи вам! Да уходите же!!!

Миронов с Марией находились уже почти на середине нейтральной полосы, когда услышали позади несколько выстрелов, а потом ахнул взрыв…

Когда же Алексей и девушка без сил свалились на дно траншеи, где их тут же подхватили красноармейцы, Миронов вдруг отчетливо понял, что это, наверное, первое возвращение, которому он практически ничуть не рад. Горечь потери товарища и друга перевесила все прочие чувства. Кроме горечи Лешку терзало сомнение в том, что он, лейтенант Миронов, поступил единственно правильным образом. Разум подсказывал, что Юсуф был прав на все сто и спасти его не было ни малейшей возможности, но в душе все равно что-то ворочалось и больно царапало – словно сунули туда обломок ржавой колючей проволоки…