Александр Терентьев - Из штрафников в разведку

Лешка тупо смотрел на бланк, медленно осознавая, что случилось нечто страшное и непоправимое. Уже достаточно отчетливо понимая, что все это, конечно, не сон, поймал себя на глупой мысли, что стоит только покрепче зажмуриться и… вот-вот, сейчас, злой морок растает и все будет по-прежнему!

Да нет, не растает и не будет, тут же подумалось Алексею с отстраненной ясностью. Ни глаза, ни казенная бумажка не обманывают его – погиб отец, убит. Теперь придется привыкать к тому, что на этом свете ты теперь один. Совсем один. И никогда уже не будет ни совместных походов на рыбалку, ни пива по выходным, ни… да ничего уже не будет. Слово-то какое мерзкое и безнадежное – «никогда»…

– Ну, прочитал? – капитан вошел так тихо, что Алексей не сразу и заметил, что в блиндаже он уже не один. – Вот видишь, Миронов, как оно бывает…

– Так я пойду? – бесцветным голосом спросил Лешка и тут же спохватился, встал: – Виноват, товарищ капитан, – разрешите идти?

– Иди, конечно, – устало кивнул замполит. – Кстати, ты же у нас комсомолец?

– Так точно!

– Насчет партии не думал? Не первый день воюешь и, слышал я, неплохо воюешь – Прохоров тобой доволен. Так что скажешь?

– Товарищ капитан, – подбирая слова, нерешительно замялся Миронов, – так вы же, наверное, в курсе, что я это… в общем, в штрафбате был. Получается, биография у меня для партии как-то не очень…

– А вот это ты, Миронов, зря, – суховато перебил капитан и пояснил: – У нас война, а на войне и для страны, и для партии хорошие солдаты важнее, чем чистенькие биографии, понял? Ну, ладно, ты иди пока. А насчет приема в партию все-таки подумай!

«А что тут думать? – вяло размышлял Алексей, возвращаясь в землянку разведчиков. – Надо так надо. Вступлю – небось, не каждому сам замполит предлагает! Коммунист Алексей Миронов – неплохо звучит, между прочим. Батя точно одобрил бы. Хотя какая разница – коммунист, комсомолец или вообще колхозник беспартийный? Лишь бы немцев бить! А бить мы их били и дальше будем – пока в последнего гада кол осиновый не вобьем…»

Жизнь устроена так, что человек со временем привыкает ко всему – даже к таким вещам, к которым, казалось бы, и привыкнуть-то невозможно. Судьба, в очередной раз раскидывая карты и насмешливо улыбаясь, предлагает людям то дальнюю дорогу, то казенный дом, а то и смерть. И человек, привычно кляня свою нелегкую долю, чаще всего послушно следует проложенному неведомым штурманом курсу и терпеливо сносит все беды, испытания и несчастья, лишь иногда прерываемые недолгими минутами покоя и счастья. На войне привыкание наступает еще быстрее, чем в обычной жизни.

Если бы Алексею Миронову еще несколько месяцев назад кто-то сказал, что можно почти совершенно безразлично относиться к десяткам трупов, разбросанных на поле боя, – он вряд ли поверил бы. Как не поверил бы и в то, что можно привыкнуть к бомбежкам, обстрелам, гибели товарищей, еще вчера со смехом и шуточками старательно наворачивавших с тобой кашу из одного котелка…

Теперь Алексей верил, поскольку все это испытал на собственной шкуре и накрепко выучил простое правило: на войне не следует слишком уж загадывать наперед. Сегодня вражеская пуля пролетела мимо, ты уцелел в бою – и хорошо. Ранило не тяжело, попал в госпиталь – еще лучше! Не стоит задумываться о смерти, а тем более стараться уцелеть любой ценой – занятие бессмысленное, поскольку старушка с косой всегда рядом, и в итоге все будет именно так, как решит насмешница судьба, а не так, как хотелось бы тебе. Война практически любого очень быстро превращает в фаталиста – чему быть, того не миновать, и будь что будет…

Разведгруппа готовилась к выходу в рейд по тылам немцев. Решение было принято Прохоровым и ПНШ-2 после того, как доставленного разведчиками «языка» командование полка забраковало по причине крайне слабой осведомленности. Раздосадованный лейтенант поначалу поворчал для порядка, а потом плюнул и начал разрабатывать приблизительный маршрут рейда. В случае удачи Прохоров рассчитывал притащить «языка» потолковее – непременно офицера званием повыше! – и доказать командованию, что разведчики не зря едят свой хлеб и каждый день получают наркомовские сто граммов. Если же, вопреки ожиданиям, группе с «языком» и не повезет, то и при таком раскладе сведения, добытые непосредственно в немецких тылах, окажутся несомненно важными и ценными. Во всяком случае, никак не хуже тех, что мог бы дать при допросе обычный пленный.